Журналисты назвали проблемой замалчивание женского обрезания на Кавказе

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".

Проблема калечащих операций на женских половых органах замалчивается на Кавказе в большей степени, чем в других регионах мира, где такие вмешательства практикуются. Уголовное наказание не искоренит проблему, пока не сформируется общий правовой фон, который позволит женщинам чувствовать себя в безопасности, считают авторы проекта о женском обрезании для "АфишаDaily".

Как писал "Кавказский узел", уроженка Чародинского района Дагестана только в 42 года узнала о том, что в детстве подверглась обрезанию. По ее словам, она всегда догадывалась, что с ней что-то не так: половой акт был болезненным и часто заканчивался кровотечением, а роды проходили мучительно. Об обрезании она сообщила мужу, который не удивился и даже сообщил о своей любовнице, рассказала "АфишаDaily". Калечащие операции на женских половых органах являются дикостью, указали пользователи Instagram. Они высказали противоположные мнения о том, говорит ли эта практика о нарушении прав женщин в исламе.

Проект о калечащих операциях на женских половых органах для онлайн издания "Афиша Daily" сделали Екатерина Бодягина и Дарья Тихончук. Екатерина искала и интервьюировала героинь, переживших калечащие операции, а Дарья общалась с правозащитницами и анализировала ситуацию, которая сложилась вокруг проблемы в странах, где героини родились и живут. Информационным поводом стало первое в России уголовное дело о калечащей операции, которую провели девятилетней девочке в Ингушетии в 2019 году, рассказали корреспонденту "Кавказского узла" авторы проекта.

Распространен ложный стереотип, что калечащие операции на женских половых органах проводятся исключительно в странах Африки и Азии, в племенных или мусульманских комьюнити, отметила журналистка и фотограф Екатерина Бодягина.

"Важно было донести до читателей, что эта калечащая процедура практикуется на всех континентах, кроме Антарктики, в разнообразных религиозных сообществах, и что главная причина этой практики — контроль над сексуальностью женщины, к которому стремятся, в том числе и западные патриархальные общества. Именно поэтому я пыталась найти героинь из не самых очевидных для читателя стран: в материале фигурируют три женщины из США, причем две из них — белокожие христианки", — сказала она.

Тема калечащих операций на женских половых органах — деликатная, поэтому найти тех, кто готов рассказать о своем травматичном опыте, да еще и на камеру, было не просто, сказала Бодягина.

"Мы работали над проектом полгода, и первые два месяца я налаживала контакт с некоммерческими организациями и правозащитницами из разных стран, которые часто с опасением относятся к журналистам и не спешат знакомить их со своей целевой группой. Три героини, пережившие калечащую операцию, — Мария из США, Аша из Кении и Бинта из Гамбии — опытные спикеры и возглавляют организации по борьбе с гендерным насилием. Героини Тасним из Шри-Ланки и Дженни из США впервые рассказали свои истории на камеру. Но сложнее всего было найти героиню из Дагестана", — рассказала журналистка.

По ее словам, разница между Россией и другими странами, о которых говорится в проекте, ощутима. "У нас в стране практически отсутствуют голоса женщин, переживших калечащие операции. Речь даже не о том, что нет прошедших через калечащие операции активисток, которые могли бы возглавить движение [против калечащих операций]. В России пока что почти нет открытых, не анонимных интервью на эту тему. Это, конечно, не вина женщин. Скорее, [сказывается] общая атмосфера закрытости, страха и незащищенности тех, кто выступает в публичном пространстве на чувствительные темы", — отметила она.

Бодягина рассказала, что о табуированности темы калечащих операций говорили все героини проекта, не только из России, в частности, Кавказа. "Родители и комьюнити строго-настрого запрещали им обсуждать произошедшее. Во время работы над проектом с одной из героинь произошла чудовищная история. Протестантка Дженни из штата Кентукки (США) начала рассказывать свою историю несколько лет назад, чтобы добиться принятия анти-FGM (Female genital mutilation — увечье женских половых органов) закона в ее штате и защитить своих дочерей от калечащей операции. Я провела интервью с Дженни и договорилась с ней на еще одну Zoom-встречу, чтобы сфотографировать важный для нее предмет — мы решили так проиллюстрировать истории героинь. Я прождала Дженни в Zoom два часа, где она так и не появилась. Героиня потом переносила встречу еще четыре раза. Оказалось, что Дженни попала в больницу. Когда родственники узнали, что она дает интервью, то подкараулили ее возле дома, обвинили в предательстве и применили к ней сексуализированное насилие. Поэтому тема калечащих операций все еще табу во многих сообществах и странах", — сказала автор проекта.

Однако в России эта тема табуирована не только в публичном пространстве, но даже в межличностных коммуникациях, считает Бодягина. "Героиня из Дагестана под псевдонимом Джавгарат поделилась, что никогда не обсуждала эту тему и даже никогда не слышала, чтобы о ней говорили в ее селе. Еще сильнее эту тенденцию иллюстрирует тот факт, что сама героиня не знала о случившемся с ней вплоть до 42 лет", — подчеркнула она.

Автор проекта указала, что искать героиню на Северном Кавказе было непросто еще и потому, что этой темой занимаются всего несколько правозащитниц. "А те, кто занимается, почему-то не связаны с международными организациями, борющимися с калечащими операциями по всему миру. В этом смысле российское правозащитное движение, занимающееся калечащими операциями, выглядит довольно изолировано. При этом у международных и российских некоммерческих организаций существует обоюдный интерес друг к другу — нас даже просили их друг другу представить", — отметила Бодягина.

По словам журналистки, специальный закон против калечащих операций необходим, но "важен и общий правовой фон, в котором женщины могут чувствовать себя в безопасности".

Статья в Уголовном кодексе, запрещающая калечащие операции на женских половых органах, была бы важным и ценным шагом, отметила она. "Это было бы настоящей победой, но, увы, не панацеей. Важна также осведомленность, как профессиональных работников, так и общества. Нужно, чтобы на медицинских факультетах были специальные курсы на тему калечащих операций, просветительская работа в школах, кампании Минздрава. Еще один ключевой инструмент — это международные правовые механизмы борьбы с проблемой. Россия все еще не подписала важнейшую для искоренения гендерного насилия Стамбульскую конвенцию. А калечащие операции на женских половых органах — это именно гендерное насилие, и чтобы искоренить его в России, нужно создавать правовые механизмы защиты женщин от насилия в целом, в том числе и от домашнего", — указала Бодягина.

По последним подсчетам ЮНИСЕФ, около 200 миллионов девочек и женщин прошли через калечащую процедуру, рассказала журналистка Дарья Тихончук. "Надо понимать, что эта статистика может не отражать полноту картины, потому что многие зачастую просто не готовы говорить на эту интимную тему. Но цифры и так впечатляющие. Женщины в 92 странах пострадали от калечащих операций. В их число входят и россиянки. Конечно, проблема в разных странах имеет свои особенности. В проекте мы анализировали ситуацию в странах Африки — Сомали, Гамбии, Кении, в европейских странах — Испании, Великобритании, Германии; в Индии, Шри-Ланке, США и, конечно, в России. Мы специально хотели найти героинь и опросить экспертов из разных частей света, чтобы показать глобальность существующей проблемы, развеять связанные с темой стереотипы о том, что "это происходит только в Африке" или же "только у мусульман", — пояснила она.

Тихончук сожалеет, что в России нет специальной статьи в Уголовном кодексе, и случай с девочкой в Ингушетии, который все-таки стал уголовным делом, показывает, что калечащую операцию можно сделать ребенку даже в медицинском учреждении, и при этом не понести за это сурового наказания.

Опрошенные российские эксперты отмечали отсутствие заинтересованности представителей власти в искоренении калечащих операций и широком обмене опытом с международными организациями, сказала она. "В ходе поиска экспертов в России я столкнулись с тем, что, кроме "Правовой инициативы", не нашла других некоммерческих организаций, которые бы занимались проблемой. Среди рассмотренных нами стран ситуация в России сравнима с Индией или Шри-Ланкой. В  России, как и в этих странах, калечащие операции практикуются среди отдельных сообществ, а не повсеместно,  у нас также нет специального закона. Но, например, власти Шри-Ланки опубликовали специальное распоряжение с осуждением и запретом проведения калечащих операций. В России же даже после первого уголовного дела на государственном уровне никаких шагов предпринято не было. Хотя, по словам юриста "Правовой инициативы" Юлии Антоновой, осуждение калечащих операций даже от Минздрава было бы позитивным шагом", — отметила Тихончук.

При поиске данных по России журналистка столкнулись с тем, что информации очень мало. "Исследования, на которые я опиралась — это два доклада некоммерческой организации "Правовая инициатива" и журналистские статьи. Особенно контрастно это выглядело в  сравнении с ситуацией в Африке, Европе и США, где проблемой занимаются давно. [...] Нам помогали только эксперты из некоммерческой организации "Правовая инициатива", остальные организации перенаправляли нас к ним", — рассказала автор доклада.

По её мнению, ввод отдельной статьи в Уголовный кодекс хоть и не идеальный, но важный шаг. "После разговора с более чем двадцатью экспертами со всего мира я не идеализирую эту меру. Но все говорит о том, что это один из важных шагов для комплексного решения проблемы. В мировой практике накоплено немало знаний, как сделать максимально эффективный закон. Факт введения новой нормы заявил бы, что государство осуждает калечащие операции и криминализирует их. Но стоит обратить внимание на то, что даже страны, где над проблемой работают, где есть специальные законы, не достигли полного искоренения практики. Все эксперты говорят о том, что только законодательных изменений недостаточно: только вместе с просветительскими мерами можно прекратить калечащие операции. По теме, которая настолько интимна и так крепко связана с семьей и принятием женщины собственным сообществом, надо работать в школе, с медицинским персоналом, да и с самими жителями — развеивать мифы о проблеме и предоставлять женщинам безопасное пространство и поддержку, как эмоциональную, так и юридическую и медицинскую", — подытожила Тихончук.

Жительницы Дагестана поделились воспоминаниями об операциях

Вводить отдельную статью за калечащие операции не обязательно, считает писатель Владимир Севриновский, освещавший эту тему. "Нужен подпункт к статьям об умышленном причинении вреда здоровью", — заявил он корреспонденту "Кавказского узла".

Он полагает, что, в том числе своими публикациями по теме калечащих операций, способствовал принятию фетвы ДУМ Дагестана.

"Если точнее, важную роль сыграли публикации других журналистов. Сам я на эту тему почти не писал. А последней соломинкой был наш фильм. Зайнулла-хаджи объявил о намерении выпустить фетву непосредственно в процессе съемок и подчеркнул, что делает это из-за общественного резонанса. Любая фетва носит рекомендательный характер. Если она поможет сберечь хотя бы одну девочку, значит, мы старались не зря", — подчеркнул Севриновский.

Документальная лена "У нас такое происходит". Фильм о калечащих практиках женского обрезания на Кавказе" корреспондента Владимира Севриновского, который провел собственное расследование в Дагестане вместе с дагестанской журналисткой Светланой Анохиной, размещен на Youtube-канале проекта ROMB, насчитывавшего 31 тысячу подписчиков. В нем журналисты поговорили с женщинами, подвергшимися обрезанию.

"Ближе к восьми годам меня подвергли такой экзекуции, операции. Я подверглась женскому обрезанию", — рассказала одна из участниц фильма, 33-летняя жительница Дагестана Нина. Она рассказала, что это произошло в родовом селе ее отца, который является грузинским аварцем. "Это была взрослая женщина. Это делалось ножницами. Я не могу сейчас все вспомнить, потому что у мозга защитная реакция — забыть. Я помню свое отторжение [...] Меня держали на корточках, я уже довольно взрослая девочка. Я уворачивалась от них. Получается, не имя медицинского образования, она просто берет и режет", — вспомнила она.

Нина рассказала, что испытывает давление со стороны бывших родственников, в том числе матери бывшего мужа, которые не понимают, зачем она рассказывает публично о своих половых органах. Они не понимают даже, что речь идет о надругательстве над ребенком, отметила она. По словам Нины, ей рассказывали, что операция нужна для того, чтобы она не была слишком чувствительной, а у отца были опасения, что она его опозорит.  "То есть ты обязана ничего не чувствовать. Но ты обязана удовлетворить своего мужа [...] то есть ты вещь просто", — констатировала Нина. 

Пережившие калечащие операции дагестанки считают, что бороться с практикой нужно с помощью просветительской работы и уголовного наказания, говорится в материале "Лишней кожи у восточных женщин я не встречала". Муфтият Дагестана и обрезание", опубликованном 20 августа "Кавказ. Реалии".

"Это было в нашем селе, в горах. Я — дошкольница. Этот день смутно помню. Мне говорили, надо сделать, это всем девочкам делают. Деталей не помню. Женщина в годах, ножницы", — приводит рассказ жительницы Дагестана "Кавказ.Реалии". Дагестанка рассказала, что вырывалась, поэтому женщина с ножницами успела отхватить кусок одной из малых половых губ. "Помню свой крик, кровь и боль. А перед этим — смущение и страх. Чужой человек, а я раздетая", — вспоминает она. По словам женщины,  ей нужно много времени, чтобы расслабиться и получить сексуальное удовольствие. "Но сравнить мне не с чем", — призналась она.

В регионе мало знают о калечащих операциях,  потому что этот обычай практикуется лишь в определенных селах, считает жительница Дагестана. С этой проблемой нужно бороться, введя за это уголовное наказание, также нужна просветительская работа, "чтобы имамы в мечетях разъясняли", указала она.

32-летняя жительница Махачкалы рассказала, что с ней это случилось в восемь лет, когда она жила с бабушкой по отцовской линии в грузинском селе Тиви. "Помню очень взрослую женщину с трясущимися руками. Меня посадили перед ней на корточки и держали [...] Помню смущение, стыд, и как эта женщина отрезала что-то там ножницами", — процитировало ее издание.