Человек, который лишил ноги Басаева

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".

До определенного времени судьба у Хасана Баиева, скромного чеченского хирурга, складывалась вполне предсказуемо: закончил школу, учился, женился, а дальше открывалась жизнь со всеми ее перипетиями, с радостями и горестями, с детьми, друзьями, соседями, сослуживцами, с больными, многие из которых тоже становились его друзьями.

О какой-то особой популярности он тогда и не мечтал: в довоенной Чечне многие приобретали профессию хирурга, хотя немногие добавляли к ней слово "пластический". О его исключительных способностях узнали, когда к нему на стол попал больной, который во время несчастного случая почти лишился носа. Больного он тогда прооперировал, вылечил, потом говорили - очень удачно. А так как случай был исключительный, слава о нем быстро стала распространяться по республике. Люди из уст в уста, возможно, чрезмерно приукрашивая, передавали подробности чудесного исцеления, и точкой отсчета, когда популярность молодого хирурга начала расти, можно считать именно этот случай.

Вскоре началась война, которая впоследствии круто изменила весь уклад его жизни. Где, если не на войне, более востребованы руки хирурга, когда за очень короткий промежуток времени вполне здоровые, сильные, рослые молодые люди превращаются в беспомощных инвалидов? Война способна перемолоть в своих ненасытных жерновах любого, кто попался на ее пути, вне зависимости от возраста, национальности, цвета глаз, социальной принадлежности...

В первую войну Хасан и не помышлял о том, чтобы куда-то уехать. Тогда он, как и многие, считал, что война вот-вот закончится. В течение первых двух военных лет он находился в республике, как сам говорит, "даже ни разу не был за ее пределами". Перед войной он работал в первой городской больнице и уехал из Грозного перед самым штурмом города, уже после того, как всех больных родственники разобрали по домам, предчувствуя большую беду.

Вернувшись к себе в Алхан-Калу, Хасан открывает госпиталь для раненых. Получилось что-то в виде военно-полевого госпиталя, если пользоваться военной терминологией. О том, насколько кстати оказались его старания, Хасан ощутил буквально на следующий день, когда стал принимать раненых. Они поступали из Грозного, Аргуна, Шали, Ачхой-Мартана, из Шатоя, из многочисленных населенных пунктов, расположенных в горной и предгорной части Чечни. Но этот промежуток времени продолжался недолго: в 1995 году первый же снаряд, пущенный в сторону его села, угодил в госпиталь. Здание было разрушено, были жертвы, под развалинами осталось медицинское оборудование, лекарства, перевязочный материал.

Собрав все, что осталось от госпиталя, Хасан стал принимать больных у себя дома. Если учесть, что война шла под самым боком, что каждый день она убивала и калечила людей, нетрудно себе представить, какая очередь выстраивалась к единственному в округе хирургу, который не отказывал и не умел отказывать никому, кто стучался в его калитку.

Оперировать приходилось дома. Тяжелых больных вывозил в Урус-Мартан, а так как в домашних условиях многое не сделаешь, вскоре и сам перебрался в урус-мартановскую районную больницу. Инструменты он всегда возил в своем багажнике, потому что приходилось выезжать на дом к тяжелораненым. Так он исколесил почти половину республики, где полыхала война. Часто к нему на операционный стол попадали и раненые солдаты, и гражданское население из Грозного, среди которых в основном были представители русскоязычного населения. Он никогда не подчеркивает национальную принадлежность тех своих пациентов, потому что считает, что для человека в белом халате не существует друзей и врагов, добрых и злых, своих и чужих.

Как-то при разговоре я коснулась темы, которой касаться не хотела. Но как-то так получилось, что наш разговор сам собой вышел на те самые два штриха в его биографии, которые журналисты выписывают с особой тщательностью и которые всегда упоминаются, когда речь заходит о Хасане Баиеве. Эти два обстоятельства связаны с громкими именами - Радуева и Басаева. Первому Хасан сделал очень сложную операцию, а второму во вторую войну ампутировал ногу.

После небольшой паузы, которую можно было расценить как: "И ты туда же?", он сказал:

- Для меня любой пациент прежде всего человек. Во время работы я не вычисляю, кто он: свой, чужой, солдат или боевик, русский, чеченец, еврей, армянин... Он для меня - больной. Я его должен лечить. Этот человек ждет помощи от меня. И я ее оказываю. И оказывал. И ничуть об этом не жалею, кто бы что обо мне не говорил.

Об искренности его слов можно судить по рассказам людей, находившихся рядом с хирургом в самые крутые периоды его жизни. Например, 6 августа 1995 года, когда новый виток войны застал его в Грозном, в общежитии нефтяного института, где на первом этаже временно расположился очередной его госпиталь. Августовские события, когда весь город в очередной раз содрогнулся от бомб и снарядов, жизнь снова метнула хирурга Баиева к операционному столу. Вот уж где все смешались - и солдаты, и ополченцы, и мирные жители, в очередной раз напомнив живущим, насколько все вокруг нас зыбко и ненадежно, несмотря на кажущуюся прочность. И боль все одинаково испытывают, и металл поражает всех без разбора.

Но самое трудное испытание для молодого хирурга было впереди. Хотя он вполне мог его избежать. Например, уехать перед началом второй войны в Красноярск, где учился и куда его приглашали в качестве руководителя пластического центра, и при этом выделили четырехкомнатную квартиру для его уже большой семьи - трое детей и он с женой.

После известных дагестанских событий он понял, что началась вторая война. И хотел уехать. И мысленно искал оправдание своему поступку. Например, то, что в первую войну погибло очень много врачей, что бомбы каким-то невероятным образом попадают именно туда, где разворачивается госпиталь, где много раненых и больных. Именно поэтому шансов выжить у врачей бывает ничтожно мало. Но с другой стороны он видел, как из объятого ужасом Грозного в его село прибывают люди, среди которых много стариков, детей, женщин: к тому времени в Алхан-Кале было более пяти тысяч беженцев. И снова в его воображении нарисовалась картина, как эти люди будут метаться в поисках доктора, потому что не было еще случая, чтобы война пощадила отдельно взятое село. Не пощадит она и его родное село. Хасан это знал.

А в сентябре, когда началась бомбежка Грозного, от его решения уже ничего не зависело. Даже окончательно не решив остаться, он уже знал, что останется - его снова захлестнула работа, где он реально мог спасать жизни людей. Но оставаться в девятой городской больнице, где он работал в последние годы, было опасно - от близких взрывов стены больницы шатались, люди были в панике, и надо было срочно решать, как быть дальше. С теми немногими коллегами-добровольцами, которые еще оставались в больнице, они решили, свернув работу в Грозном, открыть госпиталь в Старых Атагах. Когда Хасан покидал больницу, здесь уже никого не было.

Но в Старые Атаги он не поехал, потому что дома его ждали старейшины села. Они сообщили, что в Алхан-Кале очень много беженцев, что люди продолжают прибывать, и поэтому необходимо открыть госпиталь именно в Алхан-Кале. Вечером, уже под начавшимся обстрелом, Хасан едет к коллегам в Старые Атаги, чтобы предупредить их о своем решении открыть госпиталь в своем селе.

Уже наутро те же старейшины в мечети объявили, что Хасан в Алхан-Кале открывает госпиталь, и призвали всех помочь ему в этом. Решили подготовить под госпиталь старое заброшенное здание бывшей амбулатории. Здесь не было ни окон, ни дверей, все кругом было настолько запущено, что даже не верилось, что из этой затеи выйдет что-то путное. Но к концу дня Хасан, временно превратившийся в прораба, понял, что из всего, что принесли люди, вполне можно отремонтировать помещение под будущий госпиталь. Люди несли все: доски, готовые рамы для оконных проемов, стекла для окон, краску, известку, койки для будущих палат, матрасы, одеяла, подушки, постельное белье... Не было недостатка и в рабочих руках.

Старое здание амбулатории за считанные дни преобразилось. Люди работали без отдыха и сна, прерываясь только на то, чтобы узнать новости (хотела добавить "фронтовые новости", но кто тогда мог сказать, где фронт, и где тыл). В том, что будет большая кровь, никто не сомневался. И теперь вся надежда была на их односельчанина Хасана Баиева и его коллег.

Рядом с Хасаном в те дни собрался солидный медперсонал - десять врачей разных специализаций и двадцать медсестер. Перед тем, как приступить к работе, Хасан собрал всех своих коллег и дал понять, что в связи с исключительно сложной ситуацией, каждый волен поступать так, как посчитает нужным. Никто никого не должен осуждать, так как у всех есть семьи.

Весь свой инструмент, который он собирал для пластического центра, Хасан принес в госпиталь. С особой тщательностью оборудовали операционную, помещения для перевязочных. Не успели завершить всю эту работу, как уже на следующий день сюда буквально валом повалили люди - в селе случилась очередная беда. При минометном обстреле был разрушен дом, в котором проходили похороны. В течение каких-то получаса в госпиталь привезли 17 человек, у всех - тяжелейшие ранения. Среди персонала тогда началась паника. Хасан вспоминает, как одна из медсестер бегала по коридору, держа в руках штатив от капельницы, и не могла сообразить, что делать дальше. Впервые за все это время ему пришлось прикрикнуть на них:

- Остановитесь! Остановитесь! Неужели непонятно - в первую очередь надо остановить кровотечение?!

Первые потери были именно в тот день - несколько человек умерли от потери крови. Кто-то расстался с жизнью прямо на операционном столе, а кто-то так и не дождался своей очереди, хотя хирург оперировал раненых до трех часов ночи. А наутро, когда Хасан снова заступил на работу, рядом с ним уже не было ни одного врача, и заметно поредели ряды медсестер. Но самое страшное испытание было впереди.

Это случилось в ночь на 31 января 2000 года. К нему в госпиталь в ту ночь привезли более 300 человек, подорвавшихся на минном поле.

- Это были молодые ребята 17-20 лет, - рассказывает Хасан. - Среди них не было бандитов, это были молодые, красивые ребята, настоящий генофонд нации.

Эта картина долго ему снилась, снится и сейчас. Все палаты в госпитале были переполнены, раненые лежали на полу, весь коридор был в крови, всюду - оторванные конечности, стоны, крики... Медсестры перевязывали конечности, чтобы остановить кровь, пульс у многих не прощупывался. Сорок восемь часов простоял Хасан за операционным столом. Те, кто был тогда рядом с ним, не переставали удивляться его выносливости. Правда, два раза терял сознание прямо в операционной, но его тут же подхватывали, выносили на улицу, а, придя в сознание, он снова устремлялся к раненым.

87 ампутаций конечностей, 7 трепанаций черепа - вот такая статистика была зафиксирована в течение тех двух суток, когда хирург с помощью примитивных инструментов и местного обезболивания, почти в одиночку сражался со смертью, проводя сложнейшие операции. Ампутацию проводил с помощью обыкновенной домашней пилы, а трепанацию черепа - ручной дрелью. Это трудно себе представить, но так было.

Раненых было очень много. Они прибывали и прибывали. В палатах, в коридоре стояли лужи крови, кругом - окровавленные тела. Мест в помещениях уже не хватало, и люди несли матрасы и больных укладывали во дворе госпиталя прямо на снегу. Хасан продолжает удивляться стойкости совсем еще юных молодых людей. Когда после очередной операции он выходил на улицу, чтобы забрать на операционный стол более тяжелого больного, и когда он наклонялся, чтобы помочь занести его в больницу, этот парень просил помочь рядом лежащему. Иногда Хасан прислушивался к подобным просьбам, и когда он снова выходил к пропустившему свою очередь больному, уже находил его мертвым.

- Ребята сами были настолько тяжелые, что от слабости с трудом произносили слова, - рассказывает Хасан, - но при этом умоляли помочь рядом лежащему другу или более старшему по возрасту. Это были удивительные люди. Совсем еще молодые парни, полные стойкости и настоящего мужского характера.

Есть отрезок в его жизни, о котором говорить ему совсем не хочется. Например, о том, как отнеслись к нему военные, которые заняли село и приступили к жесткой зачистке. "А, это тот врач, который лечил боевиков!" - такой возглас он слышал не раз. Был случай, когда его жестоко избили прикладами. И никто в таких случаях не вспоминал, скольким людям он спас жизнь, в том числе и военным. Вот за это впал в немилость к Бараеву (кстати, своему односельчанину), который обещал его расстрелять. И расстрелял бы, наверное, если бы не опасался гнева односельчан.

Вот такое отношение с той и с другой стороны заставило его покинуть Чечню, а потом и Россию. В данное время Хасан Баиев вместе с семьей живет в Америке. У него четверо детей. Младшая дочь, которой в феврале исполнился год, родилась в США. Мечтает о любимой работе, но это для Хасана пока остается заветной мечтой. За время пребывания за границей теперь уже знаменитый хирург Хасан Баиев написал и опубликовал книгу о буднях военного хирурга. Книга Хасана Баиева "Клятва" написана на английском языке при участии Никласа и Руфи Данилофф и напечатана нью-йоркским издательством "Walker & Compa".

Те, кто видится и общается с ним, утверждают, что он ничуть не изменился, и остается сильной незаурядной личностью с твердыми жизненными принципами и своей философией. В 2003 году Хасан Баиев удостоен звания "Правозащитник года".

Однажды в одном из телевизионных интервью ныне покойный грузинский актер Мамука Кикилашвили на вопрос, как он оказался на войне (имелись в виду тбилисские события в конце восьмидесятых, когда актер некоторое время даже был комендантом города Тбилиси), недолго думая, ответил: "Это не я оказался на войне, это война оказалась там, где я". Такая же участь постигла и Хасана Баиева, полностью изменив весь уклад его жизни, заставив покинуть родные края, отчий дом, родных и близких, и даже заставив его расстаться с любимой профессией (есть надежда, что не навсегда).

Тамара Чагаева

Опубликовано 18 октября 2004 года