Бомбардировка беженцев у села Шаами-Юрт была не единичным случаем. Трагедия у станицы Горячеисточненской

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".

24 февраля 2005 года Европейский Суд по правам человека вынес решения по первым жалобам от жителей Чеченской Республики в их пользу. Жалобы описывали конкретные случаи преступлений, совершенных военнослужащими против гражданского населения. При этом важно понимать, что такие события были не "отдельными случайными эксцессами", но лишь примерами из громадного количества систематически творимых массовых преступлений.

Три из числа рассмотренных жалоб были поданы людьми, пострадавшими в результате ракетного удара по колонне беженцев у села Шаами-Юрт 29 октября 1999 г.

22 октября 1999 г. федеральные силы запретили гражданским лицам, желающим бежать из Чечни от обстрелов и бомбардировок, пересекать границу этой республики. Через четыре дня, 26 октября 1999 г., российские государственные средства массовой информации распространили сообщение о том, что с 29 октября для выезда в Ингушетию из Чечни будет открыт "гуманитарный коридор" (следует говорить, скорее, не о "коридоре", а о "форточке" на границе, безопасных путей к которой не было), проходящий через контрольно-пропускной пост "Кавказ-1". Этот пост был оборудован на трассе Ростов-Баку у административной границы Чечни и Ингушетии.

Тысячи людей решили воспользоваться этой возможностью, 29 октября сотни машин скопились на трассе у границы с Ингушетией. Но в тот день проезд в Ингушетию так и не был разрешен (выход людей и проезд машин из Чечни был возобновлен лишь 2 ноября 1999 г.). Сотни машин с беженцами, скопившиеся у контрольно-пропускного поста, начали разворачиваться и возвращаться по трассе Ростов-Баку назад в сторону Грозного. Однако у села Шаами-Юрт колонна была внезапно атакована с воздуха. Десятки людей были убиты и ранены.

Европейский суд по правам человека признал, что Россия виновна в нарушении права на жизнь заявительниц и их родственников, что не было проведено надлежащее и эффективное расследование этого обстоятельств ракетного удара.

Правозащитный центр "Мемориал" считает важным подчеркнуть, что трагические события 29 октября у села Шаами-Юрт, к сожалению, являлись отнюдь не исключением. Нам известны и другие случаи обстрелов колонн беженцев, которые происходили осенью и зимой 1999 года, в начале 2000 года.

Например, в тот же самый день, когда беженцы гибли у Шаами-Юрта, аналогичная трагедии происходила и севернее, у станицы Горячеисточненская. Виновные в этой трагедии никогда не понесут наказания, а жертвы не получат компенсации.

Вполне очевидно, что такие события нельзя рассматривать как трагическую случайность. Они стали следствием преступной системы планирования и осуществления "контртеррористической операции". Этот вывод неизбежно следует из решения Страсбургского суда.

29 октября 1999 года. Обстрел колонны беженцев у станицы Горячеисточенская (по результатам опросов пострадавших и очевидцев, проведенных летом 2000 г.)

Утром 29 октября 1999 г. колонна автомашин с беженцами выехала из города Аргун в северном направлении. Люди хотели покинуть территории, на которых в скором времени могли развернуться бои, и которые к этому времени уже подвергались систематическим бомбовым и ракетным ударам.

В течение предыдущих недель российские войска, взяв под свой контроль северные - Надтеречный, Наурский и Шелковской - районы Чечни, медленно продвигались на юг к Грозному.

26 октября российские средства массовой информации распространили сообщение о том, что с 29 октября будут открыты "гуманитарные коридоры" для выезда мирных жителей Чечни либо в Ингушетию, либо в северные районы Чеченской Республики. Многим беженцам казалось наиболее предпочтительным выехать в северные районы, уже занятые российскими войсками.

29 октября около девяти часов утра колонна беженцев проследовала через село Петропавловское и направилась по шоссе в сторону станицы Горячеисточненская, примыкающей к райцентру - крупному селу Толстой-Юрт. На окраинах этих двух населенных пунктов уже располагались позиции российских войск. Когда колонна автомашин приблизилась к Горячеисточненской, по ней без предупреждения был нанесен артиллерийский удар. Огонь, по-видимому, велся с артиллерийских позиций федеральных войск, расположенных на высотах у села Виноградное, примерно в 5 км. на северо-восток от Горячеистоненской.

В течение четырех часов военные не пропускали к месту обстрела колонны местных жителей, которые хотели оказать помощь попавшим в беду людям. Лишь после того, как глава администрации станицы Горячеисточненская сумел договориться с военными, на помощь пострадавшим выехала грузовая машина с молодыми людьми из села Толстой-Юрт, которые сумели вывезти раненных и часть тел убитых.

Однако группа из пяти напуганных детей, которыми руководил семнадцатилетний юноша, еще на протяжении пяти суток без пищи и теплых вещей скрывалась от обстрелов в холмах. Лишь 3 ноября они вышли к станице Горячеисточненская, где им оказали первую помощь.

В результате обстрела погибли не менее двадцати трех беженцев, еще семь человек позже скончались от ран в больнице.

Среди погибших были, как минимум, пять детей.

Несколько десятков человек получили ранения.

Возможно, что погибших было больше. Точно установить их число не возможно. Часть погибших местные жители похоронили на кладбище села Толстой-Юрт, часть тел родственники вывезли для захоронений в другие населенные пункты Чечни. Те тела, которые не удалось вывезти с места трагедии сразу, военные зарыли вместе с разбитыми автомашинами. Лишь 2 и 3 июня 2000 г. одно такое "захоронение" было вскрыто родственниками погибших.

Опросы очевидцев и пострадавших были проведены сотрудниками ПЦ "Мемориал" в течение лета 2000 г.

Показания жителей станицы Горячеисточненская и села Толстой-юрт

Иса (житель ст. Горячеисточненская):

Вскоре после девяти часов утра мы услышали разрывы орудийных снарядов. Через некоторое время выяснилось, что идет обстрел колонны беженцев, которая попыталась проехать к нам по шоссе со стороны Петропавловской.

Мы хотели оказать помощь людям, терпящим бедствие, но не могли этого сделать - обстрел не прекращался, а по людям, пытавшимся выйти из села на поле, стреляли снайперы.

Моему отцу с трудом удалось добиться встречи с офицером, который командовал расположенными рядом с селом войсками. Тот разрешил вывезти людей из-под обстрела. На это федералы дали два часа, но все равно обстрел дороги на Петропавловскую не прекращался. Грузовая машина ЗИЛ, в которой были ребята из Толстой-Юрта, проехала на поле, где были убитые и раненые, а также, те, кому удалось уцелеть. Люди без машин тоже шли на помощь: они выводили тех, кто не получил ранений. Из тех, кого вывезли на ЗИЛе, было около двадцати раненых, и столько же трупов. В больнице от ран скончалось еще семь человек. Насколько я помню, погибло двадцать пять человек, в том числе четверо детей. Некоторые из убитых похоронили на кладбище в селе Толстой-Юрт, часть трупов забрали родственники, и похоронили уже дома.

Я помню женщину, которой оторвало ногу, с ней был сын, который никак не хотел расставаться с матерью, когда ее забирали в больницу. С трудом убедили его, что ей срочно нужна помощь врачей.

Оказывая помощь людям, особо отличился Хасульбеков Зураб, у которого в начале октября 1999 года, в результате обстрела нашего села погибли сестра 12 лет и жена - 18 лет. Сестра его была тогда почти разорвана на куски.

Парень, который был за рулем ЗИЛа, позже, 2 апреля 2000 года, погиб. Военные застрелили его на окраине села, когда он вечером возвращался домой на машине. Объяснили, что он якобы нарушил комендантский час, хотя очевидцы утверждают: восьми часов еще не было. Его звали Сайд-Магомед Шамсуевич Хасуев, 1972 года рождения.

Также оказали огромную помощь пострадавшим Дениев, Мадаев, Алиев, Хасуханов, Хасуев и другие.

Мамед Баталов (житель с. Толстой-Юрт, 1971 г.р.):

"29 октября 1999 года в восемь часов утра мы с моим дядей Султаном Дадуевым. выехали в Грозный, чтобы забрать труп моего дяди Салеха Баталова, который погиб там 27 октября во время авианалета. Мы слышали, что дали коридор для беженцев, и, начиная с 29 октября, в течение четырех дней люди могут беспрепятственно покинуть особо опасные районы Чечни. Однако, как только мы выехали из Горячеисточненской на юг в сторону Петропавлвского, по нам был открыт огонь из орудий. Снаряд попал в машину, ее отбросило примерно на 15 метров. Сделав 2-3 круга, она остановилась. Я выполз из машины, вытащил дядю, у которого была пробита голова осколком. Меня и убитого дядю подобрала машина, следовавшая за нами, она сразуже повернула назад в село.

Приблизительно в час дня к нам приехал глава администрации Горячеисточненской и попросил помочь. Вместе с шестью-семью ребятами мы выехали на моей машине "ЗИЛ-131", собираясь помочь людям. Однако нам еще не было известно, что там происходит. Когда мы приехали на дорогу, там творилось, что-то страшное: всюду валялись трупы и раненые; разбитые машины. Люди в панике разбежались и лежали по всему полю, так как продолжался интенсивный обстрел. Мы собрали раненых (среди них были покалеченные дети: без ног, без рук) и убитых, а здоровые сами сели в машину, и привезли их в больницу села Толстой-Юрт. Многих погибших похоронили на местном кладбище. Там же похоронили и моего дядю, Султана Дадуева.

А тело другого моего убитого дяди, Салеха Баталова, мы вывезли из Грозного и похоронили уже числа 8 ноября 1999 года.

Все машины, разбитые в тот день, потом куда-то удащили федералы. Они еще несколько дней не подпускали к этому месту никого.

Вахит:

"Картина стала ясна в больнице, куда доставили людей. Четыре человека погибло сразу, к вечеру скончался ребенок девяти лет, на утро умерла еще одна старушка. Их похоронили на местном кладбище. Кроме того, было очень много раненых: многим из них ампутировали конечности, удаляли осколки. Не хватало медикаментов, и местные жители несли в больницу, кто что мог: бинты, шприцы, вату, йод и т. д. В связи с тем, что не всем раненым удавалось оказывать помощь, по договору с представителями федеральных войск часть из них вывезли в село Знаменское.

Один мужчина потерял своих двоих детей. Они нашлись только на пятые сутки, четверо суток они провели в поле без еды, почти раздетые, прячась от обстрелов, и не зная куда идти."

Рамзан Болатбиев:

"Я занимался похоронами людей, погибших во время обстрела 29 октября 1999 года. Мы хоронили их 30 и 31 октября, а еще двоих уже дней через четырнадцать, когда представители федеральных войск выдали их трупы. Имена, которые нам стали известны, записаны на памятниках у могил. Я сейчас не помню, сколько человек мы хоронили, но примерно человек пятнадцать-шестнадцать. Еще я помню, что трупы троих сразу забрали родственники, прямо из больницы."

Показания беженцев и членов их семей

Алпату Абдулкеримова (1932 г.р. ,проживает в г. Аргун, ул. Ворошилова,22):

"Когда начался обстрел Аргуна, мы решили уехать подальше от бомб и снарядов в машине Казбека Гераева, жителя станицы Калиновской [Наурский район], который уезжал домой. Мы, конечно, и подумать не могли о том, что нас ждет по дороге в Калиновскую, ведь там то уже кончились боевые действия. 29 октября 1999 года, по всем каналам телевидения передавали, что открываются коридоры для беженцев из Грозного, Аргуна и т. д.

Мы уезжали четверо: три моих дочери (Дареш, 1967 г.р., Умани 1971 г.р. и Зара, 1973 г.р., которая была беременна) и я. С собой мы взяли все свое имущество, деньги, и золотые вещи. Всего же в машине нас было 28 человек.

За крутым поворотом мы увидели горящую машину, но не сразу поняли, что горит. В это время в нашу машину попал снаряд. Спускаясь с машины, я увидела, что Лена лежала вниз головой на борту. Я стащила ее вниз, думала она мертва, но оказалось, что она жива, но ранена. Я заметила, что Дареш ранена, но помощь ей оказать не смогла, поскольку мне в голову что-то попало, и я потеряла сознание. Придя в себя, я уползла подальше от машины. Со вторым снарядом, раненых стало еще больше. Этот снаряд был выпущен уже в другую машину. Четыре с половиной часа из-за обстрелов мы лежали и не могли поднять даже голову. Мы видели, как разбивали и горели машины; гибли люди. По машинам били снаряды, то ли танковые, то ли еще какие, не знаю, но не бомбы или ракеты. Авиация нас не бомбила. Помню, погибла семья из Старой Сунжи, 5 человек: муж, жена и трое детей. Трупы были обожжены. Их машину "Газель" вместе с трупами выволокли ночью, местные ребята. Погибла также Аймани - родом из Ведено, была замужем за Насухановым из Аргуна. С ней был ее сын лет двадцати, раненный, он забрал труп матери в Наурский район.

Вопрос: Скажите, никто не мог вам помочь, почему вы столько времени там провели?

Ответ: Нам действительно никто не мог помочь, от Толстой-Юрта ни одна машина не проезжала, как потом выяснилось, их не пропускали к нам. А те машины которые ехали от Петропавловского, объезжали разбитые машины и сами попадали под снаряды.

В.: Сколько же машин было тогда подбито?

О.: Я даже не смогу вам точно сказать.

В.: Ну, а все же, хотя бы приблизительно.

О.: Наверное, машин за тридцать, я, когда досчитала до пятнадцати, но дальше не смогла, испугалась. Мне стало просто страшно. Я даже не видела все машины, так как обзор закрывался и машинами, и дымом. И нельзя было просто голову поднять, из-за обстрелов. Я видела, как горела одна машина.

Раненых было двенадцать, четверо убитых, а пятая умерла две недели спустя. Это была узбечка, фамилию не знаю, а звали ее Лена и она из Аргуна, мы ехали в одной машине. Еще погибли Эмиевы: Хасан, Мадина и Малика, отец и две дочери. Погибла также моя дочь, Зара Абдулкеримова, она была беременная.

Приблизительно в час дня на помощь к нам пришла машина - ЗИЛ. Ребята с машины крикнули нам: "Кто может, бегите к машине" и кинулись подбирать раненых и мертвых, складывая их в машину. Меня они тоже подобрали. Я сразу узнала, что моя дочь Зара погибла, но ее труп забрать не смогли из-за того, что начали срелять снайперы. У Зары была разбита голова, а труп был изуродован осколками. Прямо в машине оказали первую помощь Дареш, остановили кровь. Это спасло ей не только жизнь, но и руку, и ногу. В битком набитой машине нас привезли в больницу села Толстой-Юрт, там нам оказали необходимую помощь.

Похоронить свою дочь я смогла только 4 июня 2000 года, спустя семь месяцев, после ее гибели. Все это время я бегала по всем инстанциям, просила отдать мне тело моей дочери, чтобы предать его земле, как положено по нашим обычаям. Дочери - которая носила в утробе восьмимесячного ребенка. Это была ее первая беременность, она погибла, не успев испытать счастья материнства. Оказалось, военные их похоронили во дворе асфальтового завода. Их закопали в какую-то большую яму вместе с транспортом, в котором они были. Мы эту яму начали раскапывать 3 июня 2000 г. Помимо нашего грузовика, там было зарыто еще 3 легковые машины, изрядно помятые. Наш грузовик, я узнала сразу, так как у него были тракторные колеса. Нам сказали, что там никого нет, только, мол, машины, но мы не стали их слушать и продолжали рыть, экскаватором, потому что руками было невозможно разрыть эту яму. Ее успели укатать, когда вытащили грузовик, раздался крик Дареш: "Осторожно, там видна голова Зары, это ее волосы". Сын стал осторожно копать руками вокруг головы, показался зарин халат, действительно это была она. Мы осторожно достали ее тело. Она была в той же одежде, но в карманах ничего не было, включая золотые вещи, которые на ней были, когда мы выезжали: золотая цепочка-веревка, золотые серьги, не нашли мы так же сумку с деньгами. Все хозяйственные вещи, которые мы с собой взяли: холодильник, стиральная машина, столы - ничего этого, даже обломков от них в яме мы не обнаружили. На память об этом ужасном дне мы взяли несколько разорванных вещей.

После Зары выкопали труп Малики Эмиевой, она лежала неподалеку от Зары. Они вместе оставались в тот день в машине. Еще выкопали трупы двух девочек, одна из них была еще грудной. Эти дети были из Червленной. После них нашли останки Саидова Ибрагима из Аргуна. Его труп был в страшном состоянии.

На второе утро выкопали труп Султана и еще одного мужчины, но сразу его никто не узнал. Потом, правда, я слышала, что он из Цоцан-Юрта, но точно не знаю. А этот Султан из Червленной, дед этих девочек, которых откопали третьего вечером.

Умани Абдулкеримова (1971 г.р.):

"Когда снаряд попал в машину, мне ударило что-то в затылок, и я на какое-то время потеряла сознание. Когда очнулась, поняла, что без сознания была недолго. Рядом со мной лежали трупы; потом я узнала, что один из них был труп моей сестры. Спрыгнув с машины, я подумала о шофере: если он погиб, то мы не сумеем уехать. Тогда я еще не поняла, что мы все равно не сможем просто так уехать. Шофер, слава Богу, был жив, хоть и ранен. Снаряды продолжали рваться рядом, свистели пули, и я побежала, не зная куда. Остановившись передохнуть, я увидела, что рядом со мной шестеро детей. От снайперов мы спрятались в канаве, но там тоже было небезопасно. Увидев машину, мы побежали к ней, но только один мальчик успел добежать до машины и вскочить в нее. Ему помогли сесть, но машина не могла ждать, кого бы то ни было, иначе погибли бы они все.

И я с пятью чужими мне детьми осталась в поле. Старшему из них в те дни исполнилось семнадцать лет, а самой младшей, девочке, было четыре года. Троим другим, было от 9 до 13 лет. К вечеру пошел дождь, а мы все были почти раздетые. На третий день пошел снег с дождем, а ночью выпал снег. Чтобы хоть как-то согреться, мы, раздетые, голодные, в грязи, проводили ночи, закапываясь в эту грязь, а днем ползком искали село. Ползком, потому что нельзя было подняться, все время били снайперы. Четвертую ночь мы провели в канаве совсем недалеко от села, но мы боялись идти в село, потому что в селе могли быть русские.

На пятое утро я сказала, что нужно идти в село, иначе мы можем погибнуть от голода и холода. В селе мы подошли к самому крайнему дому, и увидевшая нас женщина ужаснулась. Она ввела нас в дом, обмыла, дала переодеться, во что нашлось, дала нам хлеба, но у нее было не топлено. Женщина повела нас к своим соседям, там нам оказали необходимую помощь. В ходе расспросов выяснилось, что нас безуспешно искали. Конечно, эти дни не прошли для нас бесследно, мы все довольно долго болели."

Дареш Абдулкеримова (1967 г. р.):

"Как говорила мама, мы ехали в машине, считая, что чем дальше уезжаем от Аргуна, тем большую безопасность мы обретаем. Но все оказалось далеко не так. Осколки снаряда, угодившего в нашу машину, ранили меня в руку и я потеряла сознание. Очнувшись, я обнаружила себя лежащей на земле, и, помимо всего прочего, раненой в ногу. Я как могла, постаралась отползти от машины, но вновь потеряла сознание. Вообще я мало, что помню. Помню, что кто-то перевязал меня, но даже не знаю кто..."

Тоита Хасеновна Эмиева (1974 г.р.):

"Когда начался обстрел г. Аргуна, мы решили выехать в освобожденный район, где уже прошли военные действия и была установлена, как передавали "законная власть". Собрав все свое имущество, мы 29 октября 1999 года в восемь часов утра, вместе с Казбеком Гераевым, который уезжал домой в ст. Калиновскую, на его машине. Было объявлено, что в этот день открывается коридор для беженцев, в "освобожденные" районы. Всего в машине нас было двадцать семь человек, машина бортовая "ГАЗ-53". На повороте на Петропавловское шоссе мы остановились и ждали пока подъедут другие машины. В колонне было 5-6 машин, потом подъехали другие, мы вывесили белые полотна (флаги). Первой поехала машина "Жигули", мы последовали за ней. Повернув на Петропавловское шоссе, увидели, что шедшая впереди машина разбита. Водитель погиб сразу."

Разет Эмиева :

"3 июня 2000 года, я была на вскрытии того самого захоронения, в которое федералы положили часть тел убитых ими беженцев. О том, что будет вскрытие, нам сообщили 2 июня 2000 года, но не власти, а те, кто, как и мы искали своих близких, которых потеряли 29 октября, во время обстрела нашей колонны. Мы договорились встретиться в 11 часов, третьего июня, и вместе поехать на вскрытие. Со мной была Падам Абдулкеримова, еще мои родственницы, а также родственники Ибрагима Саидова, труп, которого в тот день нашли в этой яме. Мы немного опоздали, и когда приехали, раскопки шли полным ходом, работал экскаватор - копать вручную было невозможно. Уже показалось колесо машины, на которой мы ехали, я его узнала сразу, потому что два передних колеса нашего "ГАЗа" были тракторными. Достали наш "ГАЗ", продолжая раскопки: показалась женская рука, тогда парень, который рыл, остановил экскаватор и начали копать вручную. Копали очень осторожно. Показалась голова, белая водолазка, и стало понятно, что это труп Зары Абдулкеримовой. Труп не разложился, но уже начинал портиться. Все конечности были на месте.

Парень, который очень осторожно раскопал и достал труп Зары, также осторожно продолжил работу, не позволяя другим торопиться, чтобы не повредить труп. Показалась нога в чем-то черном, и парень спросил, ищет ли кто-нибудь еще женщину. Я сказала, что у меня есть основания думать, что это моя золовка Малика Эмиева, хотя и был разговор, что моя золовка похоронена 14 ноября 1999 года, но никто из нас не присутствовал на похоронах, и не мог бы утверждать, что это именно она. Я объяснила, что она была одета в черные лосины, черный халат и красный свитер, и что у нее белые волосы. Так оно и получилось: показался черный халат, после красный свитер, а потом и белые волосы. Когда лицо очистили от земли, то стало видно, что это и есть труп Малики Эмиевой, т.е. моей золовки, которую считали уже давно похороненной. У нее отвалилась стопа левой ноги, прямо с носком, по локоть не было правой руки. На голове видно была рана, потому что затылочная часть вместе с волосами тоже отвалилась. Я, конечно, не могу сейчас сказать точно, в результате чего это случилось, но вот рука, скорее всего отвалилась в результате ранения. Они три дня были на дороге в машине, как погибли, и те, кто потом ее видел в машине, говорили, что там сидит девушка с белыми волосами, и у нее ранена рука. А также я знаю, что снаряд попал в борт прямо за ними, где они сидели. Как я уже говорила, они сидели рядом: Малика и Зара, а Зара была еще и беременна, на восьмом или девятом месяце. Я взяла это в кулек и положила вместе с трупом.

Во время раскопок присутствовали федералы, один из них стоял и комментировал ход раскопок на диктофон.

Из ямы достали один грузовик, на котором мы ехали, еще "восьмерку", цвета мокрого асфальта, в ней погибло 7 человек, еще красные "Жигули". Из той "восьмерки" в тот день извлекли три трупа, а раньше, 14 ноября, в Толстой-Юрте были похоронены еще четверо из этой семьи. Я знаю, что они из станицы Червленной, но не знаю их фамилии, и помню, что девушку, которая разыскивала их, звали Малкан. Да, ее отца, чей труп нашли там в этот день, звали Султан, погибшую вместе с ним дочь звали Кужан. У Кужан погибло вместе с ней две ее дочки. Погибла их сноха, и двое ее детей. У нее была грудная месячная девочка. Ее трупик тоже нашли 3 июня в этом же захоронении, а еще - труп семилетней девочки, из их же семьи.

Труп Султана, деда этих девочек, достали на второй день утром, т.е. 4 июня.

Я как-то перескочила, но после того как достали труп Малики, следующим был обнаружен труп Ибрагима Саидова, он из Аргуна. Там были его родственники, они его опознали, но я не видела его труп, они привезли его и похоронили здесь в Аргуне. После того, как обнаружили и достали труп Ибрагима, были обнаружены трупы этих девочек. А труп Султана, и еще один труп, мы прикрыли тряпьем, чтоб не трогали собаки, и оставили до утра, потому что уже было поздно. Некоторые наши вещи тоже были свалены в эту яму, хотя многое исчезло совсем. У нас были большие сумки с вещами: одеждой, посудой, были ковры и т.д."

Семья Оздамировых (жители города г. Аргун)

В колонне беженцев 29 октября 1999 года находились бабушка и три внука:

Лена Оздамирова, 1931 г.р., умерла от ран в больнице,

Аслан Оздамиров, внук Лены, был ранен,

Усман Оздамиров, внук Лены, был ранен,

Адам Шитаев, внук Лены, пять суток прятался от обстрелов на холмах.

Сотрудники ПЦ "Мемориал" опросили также:
Ханбатыра Оздамирова, вдовца Лены Оздамировой и Майю Оздамировы, мать Адама Шитаева.

Аслан Оздамиров (1984 г.р., проживает в г. Аргун, ул. Калинина):

"Когда мы поехали, я увидел вдалеке вспышку, что-то ударило в нашу машину, и я спрыгнул с нее. Я быстро лег на землю и увидел, как бабушку сбросило с машины, видно взрывной волной, она была без сознания. Бабушку зовут Лена. Когда я снова поднял голову, то увидел, как взорвалась машина, модель "Жигули-99", и мне в шею угодил осколок от этого взрыва. Я не знаю, сколько времени я был без сознания, и сколько там пролежал. Затем, кто-то поднял меня и перенес в машину. Это были люди из села Толстой-Юрт.

Нас привезли в больницу этого села. В больнице я лежал два дня. Мне сказали, что осколок просто задел шею, сделали укол и перевязку. Из больницы нас отправили в Моздок, но туда мы не доехали, нас положили в больницу в Знаменском. Там выяснилось, что у меня в шее сидит осколок, чуть не задевший сонную артерию. Сделали операцию и удалили осколок, который застрял в затылке. Наложили на шею шину. Лечили меня дней десять."

Усман Оздамиров (1987 г.р.):

"Когда я соскочил с машины, то увидел бабушку. Она хотела вылезти, но следующий взрыв, сбросил ее оттуда, ударив об борт. За нашей машиной остановилась "девятка", но и в нее угодил снаряд: водитель хотел выползти из машины, но не смог; сзади тоже были люди, они все погибли. В машине шедшей впереди нас был мальчик лет восьми. Я видел, этому мальчику разорвало ноги: ему с костей срезало все мясо. А его отца разорвало пополам, верхнюю часть туловища выбросило из машины. Из этой же машины выбросило окровавленного четырехмесячного ребенка. Его потом нашли, он был жив, с ним ничего не случилось. Это была семья Саидовых.

Еще был ранен наш шофер, Казбек, а также была ранена наша соседка Эмиева, у нее все лицо было в крови. Дальше я видел, горела машина "КАМАЗ" с красной кабиной, говорили, что там горели женщина и ребенок. Они сгорели живьем. Также горела машина "Газель", но оттуда люди успели выскочить. Еще подбили мотоцикл, он опрокинулся. Проскочила машина со скотом. Другая машина "Газель" осталась на поле.

Мы долго лежали на земле, было очень холодно. Неожиданно подъехала машина, с которой нам крикнули, чтобы мы бежали к ним. Им кричали, чтоб они уезжали, но они стали собирать раненых и убитых. Я был ранен в ногу. Они собрали, всех, кого смогли взять, а те, кто сам двигался тоже сели в машину, и ребята повезли нас. Когда машина тронулась, в борт нашей машины ударили автоматные или пулеметные пули. Нас привезли в больницу села Толстой-Юрт.

Когда мы ехали, я видел на дороге мужчину без ноги, который был мертв. Всюду были лужи крови. Там же лежал тот человек, т.е. половина человека, которого выкинуло из машины "Жигули"; по нему ехали машины, т.к. была большая паника.

Валялись руки, одному парню срезало голову, потом говорили, что единственный сын у родителей. Лежала еще одна голова. Когда сестра потянула своего брата, он оказался без головы, а она потеряла сознание, об этом потом рассказывали люди в больнице. Говорили, что все убитые из с\за "Северный" Наурского района.

Насколько я знаю из тех, кто ехал с нами погибли Эмиевы: отец, ему осколок попал в сердце, и две его дочери. Одна Мадина, а имя другой не помню. Погибла еще одна девушка, а ее сестра Умани несколько дней была на поле вместе с другими детьми, среди, которых был мой двоюродный брат Адам.

В больнице мне удалили осколок из ноги. Осколок снаряда ударился в кость и рикошетом пошел обратно, но остался в ноге. Однако мне повезло, кость уцелела."

Адам Шитаев (1987 г.р.):

"Когда наша машина завернула за холм, я увидел, что в автомобиль, ехавший впереди, попал снаряд. Наша машина остановилась, она тоже была подбита. С машины спрыгнул Асланбек, я тоже спрыгнул следом за ним. Я увидел Умара, бегущего от машины, еще одну женщину и побежал тоже. Снаряды продолжали рваться. Увидев, бежавшую к холму девушку (Умани, которой было двадцать восемь лет), я и еще пять детей (Магомед, маленькая девочка лет четырех; имен других я не помню) присоединились к ней.

Все время били танковые снаряды и стреляли снайперы. Мы спрятались в какой-то окоп, но за нами больше никто не поднялся. Через несколько часов шум стих, и, подняв головы мы увидели машину, которая загрузила людей с поля и выезжала на дорогу, ведущую к селу. Мы побежали к этой машине, но только один из нас успел в нее сесть: шестеро осталось в этом поле. Уже наступал вечер, а обстрел продолжался, и нам пришлось искать убежище от снарядов: мы спрятались в какой-то окоп или яму и там провели первую ночь. В эту ночь пошел дождь. Мы были почти раздетые, только у меня на ногах были ботинки, а все другие обуви не имели - одни носки (когда сели в машину, все они разулись, чтобы не пачкать одеяла, на которых они сидели, а один из них, по-моему, Магомед был только в одном носке), но и мои туфли промокли насквозь. У меня была шапка, поэтому свой капюшон я отдал кому-то из мальчиков.

На следующее утро, старший из нас, кажется Умар, пошел искать место для убежища, потому что оставаться там уже было невозможно. Он нашел другую канаву, и вернулся за нами. Мы перебрались ползком, так как нельзя было подняться, все время били снайперы. Там мы нашли куст шиповника и поели немного ягод, но они только раздражали желудок. Из нового укрытия мы видели, как солдаты на БТРах подъезжали к тому месту, где был обстрел, забирали вещи людей; цепляли неразбитые, брошенные машины к БТРам и увозили их. Также мы заметили, что федеральные солдаты убивали коров, которые остались брошенными на этом месте. Внизу все было разброшено и все валялось нетронутым два-три дня. Только на четвертый день там стало все расчищаться.

В поле мы провели пять суток. Мы потихоньку спускались с холма, но все больше прятались, потому что постоянно шел обстрел. Был случай, когда мы только что перешли в другое укрытие, как в ту яму, где мы до этого сидели, попал снаряд. Передвигались мы все время ползком, встать на ноги почти не было сил: еды не было никакой, кроме шиповника, а воду пили дождевую. Как-то я нашел корень лопуха, и съел его, но другие отказались, они не знали, что его можно есть. Вечером на исходе пятых суток мы пришли к селу, но побоялись войти туда, потому что по дороге ездили БТРы (мы думали, что в селе могут быть русские). Найдя канаву на окраине, мы переночевали в ней. Утром, увидев вышедшего на дорогу парня, Умар позвал его. Тот быстро подошел к нам и, увидев нас, понял кто мы такие. В селе знали, что мы ушли на холмы, и ждали нас.

Нас хотели сразу отправить в больницу, но женщина, которая вышла из ворот какого-то дома, завела нас к себе домой. Девочка, увидев лужу во дворе, кинулась к ней и стала из нее пить: ее с трудом оторвали от лужи женщины, которые плакали. Собрались еще женщины, они нас почистили, растерли нам ноги и руки, и дали поесть. Потом нас увезли в больницу, где нас лечили два-три дня: делали растирание, уколы от простуды, давали лекарства. Несколько дней мы не могли подняться на ноги, бывает, что и сейчас они побаливают. После больницы меня к себе забрала одна женщина, она ухаживала за мной, ставила мне горчичники и давала лекарства. Также я помню имена мальчиков в том доме, где меня приютили и ухаживали за мной (Расамбек и Ризван), а имя женщины-хозяйки я не помню.

Ханбатыр Оздамиров (1932 г.р., вдовец Лены Оздамировой, в колонне беженцев не находился):

"Когда начали бомбить Аргун, жена сказала, что возьмет детей и поедет к родственникам в Наур. Они решили ехать 29 октября 1999 года, т.к. по радио, и телевидению передавали, что в этот день будет дан коридор беженцам, по всем направлениям. Наши соседи Эмиевы тоже собирались ехать. Их взял с собой Казбек из станицы Калиновская, он ехал домой на своей машине. Они выехали 29 октября 1999 года в девятом часу утра.

О случившимся я узнал 3 ноября 1999 года: услышал, что одного моего внука убило, второй, якобы легко ранен, третий внук пропал, хозяйка тоже легко ранена. Я даже не знал, что жена умерла (она скончалась от ран 13 ноября 1999 года, а я об этом узнал уже в декабре) - ее похоронил двоюродный племянник в совхозе "Северный" Наурского района. Нас же в Толстой-Юрт не пропустили, там федеральные войска выставили пост, даже женщин не пустили, сказав: "Не подходи, стрелять будем!".

Майя Оздамирова (мать Адама Шитаева, в колонне беженцев не находилась):

"О том, что произошло я узнала 1 ноября 1999 года, но не знала, кто из них жив, а кто погиб или пропал. Тогда же мы услышали о гибели Эмиевых: отца и дочерей. Потом я услышала, что племянники живы, мама легко ранена, с ней вроде все нормально, а моего мальчика нет. Я думала, что он погиб, и я его больше не увижу. Рассказывали, что много людей было разорвано на куски, творилось там что-то страшное. 11 декабря 1999 года приехал мой двоюродный брат, он у меня спрашивает, что и как там обстоят дела. Я говорю: "вроде сказали, что все живы и здоровы" (мне уже сообщили, что мой мальчик нашелся; он 5 суток находился в зоне обстрела, поэтому не имел возможности подняться, спуститься в село). Сын был под обстрелом вместе с другими детьми. Они ползком искали безопасные места. К вечеру пятого дня они спустились к селу, но они не знали, как в Великую Отечественную войну, кто там: немцы или красные. Они видели бронетехнику на дорогах, и вот понимаете, для них эта русская армия была, все равно, что та немецкая армия в ту войну. Вот я говорю - неужели не видно было, четверо суток дети ползали по земле, вокруг били снайперы, там нет никаких заграждений, никаких лесопосадок, неужели не видно было в бинокль, что это дети. Эти дети пять дней не могли подняться на ноги, по ним били из снайперских винтовок. Они приползли к селу и не посмели войти в него, чтобы переночевать, настолько сильный был в них страх. Они ели траву, корни. Когда они спускались поближе к селу, там уже не было ни ям, ни канав, и они рыли убежища руками, с помощью рогатки, которая была с собой у Адама. Выроют ямку, спрячут в нее голову и ночуют так.

Другой мой племянник, который был ранен в шею рассказал мне: "Я не удивился, когда возле меня положили труп без головы, но я удивился, когда с другой стороны положили труп, с него буквально мясо срезано, и видно, в предсмертной агонии, у него на лице застыла улыбка, вот тогда я удивился". Понимаете, с ним рядом положили труп без головы, а он не удивился, что должен был пережить и перевидать! Какой это должен быть шок у ребенка.

Была расстреляна колонна в тридцать с лишним машин, а ведь на каждой машине вывешен белый флаг. Машины были открытые: снизу были уложены вещи, а на них сидели дети, женщины, старики. Сразу было понятно, что это никакие не боевики, а колонна беженцев. И такая жестокая расправа. Только в декабре я узнала о смерти мамы, а умерла она 13 ноября 1999 года. Маму звали Елена Таборовна Оздамирова, по национальности узбечка. У нас семья была интернациональная, мы никого никогда не делили по национальности, для нас люди были плохие или хорошие. Понимаете, я даже не была на ее похоронах, не то, что рядом в трудные для нее минуты. И я не одна такая.

Когда второго декабря 1999 года в Аргун вошли российские части, я еще была в шоковом состоянии, я еще не знала, кто жив, а кто нет, и спросила у военных, не знают ли они, кто обстрелял колонну беженцев на Петропавловском шоссе. И один из этих военнослужащих (он был званием постарше) мне ответил, что это сделали они, им был дан приказ. Первый комендант города Аргуна и был тем командиром, который расстреливал колонну беженцев, по чьему бы приказу он не действовал.

Этот обстрел они скрыли, не дали людям похоронить своих погибших, зарыв все, что осталось от колонны в огромные ямы: и людей, и машины, и имущество все, что не забрали с собой. Они никого не допустили к месту обстрела несколько дней, а когда допустили, то люди ничего не нашли - ни трупы своих близких, которые там остались, ни свое имущество, ни скот.

Недавно была вскрыта одна из этих ям, где Эмиевы нашли труп своей дочери и похоронили примерно 4 или 5 июня 2000 года. Но еще многие не нашли своих близких, пропавших там в тот день, значит есть еще захоронения, которые до сих пор не вскрыты. И эта жестокость ничем не оправдана.

Семья Далаевых

В колонне беженцев 29 октября 1999 года находились восемь человек:

Асланбек Далаев, отец, 1958 г.р.,

Яха Далаева, мать, 1959 г.р.,

Умар Далаев, сын, 1982 г.р., пять суток прятался от обстрелов в холмах,

Усман Далаев, сын, 1984 г.р., пять суток прятался от обстрелов в холмах,

Магомед Далаев, сын, 1988 г.р., пять суток прятался от обстрелов в холмах,

Умар-Али Далаев, сын, 1989 г.р., пять суток прятался от обстрелов в холмах,

Халимат Далаева, дочь, 1992 г.р., пять суток пряталась от обстрелов в холмах,

Асет Чермыханова, мать Яхи, 1937 г.р.

Умар Далаев (1982 г.р.):

"Мы выехали в девятом часу из Аргуна, доехав до рокового поворота, остановились. Затем стали ждать, когда подъедут еще машины и вывесили на своей машине белый флаг, в знак того, что мы беженцы. Когда завернули за холм, дети закричали: "Смотрите, машина перевернулась!". Неожиданно в нашу машину попал снаряд. Поднялся шум, все кричат, орут. Я спрыгнул, помог маме спуститься, видел, что Усман подхватил на руки сестренку. Потом я видел, как отец тащит бабушку. Заметив, как убегают наверх мои братья, и кинулся за ними. Мы увидели холм и решили, что там будет безопаснее, но оказалось, наоборот: там снаряды рвались чаще, и осколки рассыпались больше. Я решил, что надо искать убежище получше, и мы поползли дальше наверх, нашли яму и укрылись в ней. Какое-то время мы пересидели в ней, но когда появились самолеты, хотя они не били, мы решили уходить дальше. Так от одной ямы к другой, ползком мы уходили от места обстрела, но не могли нигде укрыться, потому что били все время снайперы. Наверное, через несколько часов (теперь я знаю точное время, это было во втором часу дня) мы увидели машину, которая собирала людей с поля и стремглав бросились к ней. В то же время, успел на нее только один из нас, это был Усман. Он уехал, а мы вшестером остались в поле, так как начали бить снайперы и нас не пустили к машине. Плакала Умани, она не знала, что с матерью, сестрами.

Я успокоил ее, и мы пошли опять искать укрытие, нашли окоп и спрятались в него. Там оказалась лопата, я взял ее с собой; нашел куст шиповника, и мы поели ягод, но много есть их нельзя было; хотелось воды, а ее у нас не было. Эту ночь мы провели в этом окопе, на утро я обломил ветку с куста для маскировки, и пошел искать другое место, потому что с утра опять начался обстрел, и находиться в этом окопе было опасно. Невдалеке от нашего убежища была яма от взрыва - отдохнув в ней и, осмотревшись, пополз дальше. Найдя канаву, из которой был хороший обзор я вернулся за своими товарищами, и уже вместе с ними пополз к этой канаве. Вторую ночь мы провели в этой канаве. Ночью пошел дождь, а там, в канаве, оказалась водосточная труба, не знаю, откуда, но в эту трубу хлынула вода, и мы все промокли до нитки. Всю ночь промерзли, а утром не могли подняться, так нас трясло от холода, что ноги не держали.

Появились самолеты, и стали обстреливать какую-то вышку, примерно через полчаса они улетели, а мы снова стали искали место для ночлега. Так прошло еще двое суток. Я сказал Умани, что посплю немного, и лег отдохнуть. Почти сразу же заснул, но спустя некоторое время очнулся, будто меня подбросило. Я вскочил на ноги, оглянулся и, увидев внизу на дороге женщин, стал им кричать. Одна женщина меня услышала, начала оглядываться, но не увидела - слишком высоко я был. Они ушли, а я сказал своим: "Давайте пойдем за ними". Мы начали спускаться с холма, но пока мы спустились, уже стемнело. Мы побоялись идти в село, так как по дороге ездила бронетехника, и мы не знали, есть ли в селе русские. Нашли одну канаву и решили переночевать в ней. Как только наступило утро (3 ноября 1999 года), мы вышли из своего укрытия и поплелись к селу, решили, что все равно умирать. Сестренка совсем была не в силах идти, и просилась на руки, но у меня тоже не было сил. Так мы добирались до села. Увидев на улице парня, стали ему кричать. Он подбежал к нам, и очень сожалел, что нет камеры, чтобы нас заснять. В это время подошла женщина, которая сразу поняла, кто мы такие. В это время моя сестренка увидела лужу, кинулась к ней, и стала из нее пить. Мы с трудом оторвали ее от лужи. Местные жители знали, что мы пропали во время обстрела 29 октября 1999 года, но не знали, что мы живы. Женщины забрали нас домой, почистили, растерли спиртом руки и ноги, и дали выпить спирт. Потом накормили, правда, есть мы не могли - рвало. Затем нас отвезли в больницу села Толстой-Юрт."

Асланбек Далаев (1958 г.р.):

"Действительно, моя семья (семь человек, и еще была мать моей жены - всего восемь) попала под обстрел 29 октября 1999 года, когда в колонне беженцев мы ехали из Аргуна в ст. Калиновскую: нас обстреливали из дальнобойных орудий. Перед этим по радио, и по телевидению объявлили, что 29 октября 1999 года будет дан коридор, для желающих выехать из зон боевых действий, вот мы, и поехали, поверили российскому правительству.

Мы выпрыгнули из машины (в которой ехало четыре семьи) и побежали в поле, легли на землю - укрыться там было негде. Обстрел шел постоянно. Я видел как в машину "девятку" попал снаряд. В ней убило двух женщин, мужчину. Кричала Эмиева, она была ранена. К ней на помощь пошел ее отец, и его ранило в сердце. Он скончался там же, в поле. Мы все были в шоке, и я мало что помню.

Потом подъехала машина с ребятами, они крикнули нам, чтобы мы бежали к ним. Мы же им кричали и махали руками, уезжайте, мол, вас тоже подобьют. Они не уехали, попрыгали с машины, и начали собирать раненых и убитых. Все мои дети разбежались, я никого из них не мог найти. Теща была ранена, жена тоже ранена. Эти ребята, да благословит их Аллах, подобрали всех раненых, а кто не был ранен сами сели в машину. Они еще подобрали трупы, какие успели собрать, и привезли нас в больницу села Толстой-Юрт. Там оказали помощь раненым, а кому невозможно было помочь, повезли в Знаменское и Моздок. Из моих детей к нам присоединился второй сын, Усман, остальные четверо пробыли в поле пять суток. Потом их привезли люди из Горячеисточненской."

Халимат Далаева (1992 г.р.):

Вопрос: Скажи, как тебя зовут?

Ответ: Халимат.

В.: А, сколько тебе лет?

О.: Семь.

В.:Ты в школу ходишь?

О.: Да, во второй класс.

В.: Расскажи, что ты помнишь, о том дне, когда вас обстреляли.

О.: Я помню, что я была в ямах.

В.: А почему в ямах?

О.: В нас стреляли из орудий, и я убежала.

В.: Кто с тобой был, и почему вы бежали?

О.: (плачет, не отвечает)

В.: Кушать у вас с собой было что-нибудь?

О.: Нет, не было.

В.: А, вода была?

О.: Воды тоже не было.

В.: Ты пить хотела?

О.: Да, очень! По дороге я нашла бутылку, а Умани ей отбила горлышко, и, когда был дождь, мы набрали в нее дождевой воды, и все понемногу пили.

В.: А, скажи, что ты говорила в поле, когда была голодная?

О.: Что я бы съела 10 лепешек, и выпила бы 10 чашек чая.

В.: А, ты съела, как говорила?

О.: Нет, не смогла (опять расплакалась).

В.: А, кто тебе помог?

О.: Помогли мне женщины.

В.: Как они тебе помогли?

О.: Помыли мне руки, ноги, дали одежду, накормили.

В.: Ты поела чего-нибудь?

О.: Я не смогла, меня вырвало. Потом нас отвезли в больницу. Там меня послушали, дали мне лекарства, сделали укол.

В.: Ноги у тебя болели?

О.: Да, и сейчас болят.

Усман Далаев (1984 г.р.):

Вопрос: Во что вы были одеты, на вас была теплая одежда?

Ответ: На нас была не очень теплая одежда; мы сидели, закутавшись в одеяла, а наша обувь стояла в стороне. Мы разулись, потому что садились на вещи, которые везли с собой, и когда мы соскочили с машины, то были без обуви.

В.: Так вы несколько дней в поле были еще и разутые?

О.: Да, мы все, кроме Адашки, т.е. Адама, были разутые, но и у него вся обувь на ногах расползлась. Поэтому можно сказать, мы все были без обуви.

В.: Хоть носки у вас были на ногах?

О.: Да, носки теплые у нас были, только Умар-Али потерял один носок, и был совсем разут. Одеты тоже были по-разному, кто в куртке, кто в свитере, кто в костюме.

Магомед Далаев (1988 г.р.):

Вопрос: Расскажи, что ты помнишь о том дне, 29 октября. Что ты видел?

Ответ: По нашей колонне ударили из дальнобойных орудий.

В.: А, что за колонна у вас была, и где вы были?

О.: Это была колонна беженцев, а находились мы недалеко от села Толстой-Юрт. По нам ударили, и погибло много людей.

В.: Ты сам видел убитых, раненых?

О.: Да, видел. Трупов и раненых было много. Они выглядели по-разному: кто без рук, кто без ног, кто и без головы.

В.: На какой машине ехали вы? И какие еще там были машины?

О.: Мы ехали на "ГАЗе". Были машины "Жигули", "Волга", "Газели", "Газики". Разбитых машин было много, сколько точно я не знаю, не считал, не до того было.

В.: А было так, чтобы машины горели?

О.: Да, было. И люди тоже в этой машине были.

В.: Что сделал ты, когда все это случилось?

О.: Я побежал наверх, прятаться; со мной были мои братья, сестра, еще девушка Умани и еще мальчик Адам.

В.: Как долго вы были в поле?

О.: Мы провели там пять ночей, на шестой день мы пришли к Горячеисточненской.

В.: Вы видели это село раньше? Почему вы не пришли туда сразу?

О.: Мы боялись, потому что все время стреляли, а потом мы думали, что там посты, и в селе русские.

В.: А почему вы боялись русских?

О.: Ну, как почему? Ведь это же они стреляли по нам все время и из орудий, и из снайперских винтовок. Они же убили Малику Эмиеву, я сам видел.

В.: Когда вы пришли в село, что было?

О.: Нас почистили, накормили, одели, отвезли в больницу. Мы были очень грязные, раздетые, голодные, на ногах почти ничего не было, потому что мы еще в машине разулись и наша обувь осталась там, в машине.

В.: Вы что-нибудь ели в эти дни, что вы пили?

О.: За все время мы ели шиповник, и один раз, когда прошел дождь, мы пили дождевую воду.

Умар-Али Далаев (1989 г.р.):

Вопрос: Ты где был 29 октября, ты помнишь этот день?

Ответ: Да, помню хорошо! Я был в колонне беженцев, мы хотели уехать в станицу Калиновскую, которую обстреляли на Петропавловском шоссе. Когда начался обстрел нашей колонны, в нашу машину угодил снаряд. Я спрыгнул с машины, и, схватив за руку мою сестренку, побежал на холм. Там же со мной оказались и мои братья: Умар, Усман, Магомед, а еще Умани, и Адашка, ой Адам. Мы спрятались в большой яме, но потом поняли, что и это опасно. Мы побежали дальше, повыше. Нашли другую яму и спрятались туда. Там мы провели первую ночь. Утром Умар пошел искать другое убежище, потому что опять стреляли, совсем недалеко от нас. Он нашел окоп и увел нас туда: так в поле мы провели пять суток.

В.: Что же вы ели там, ведь у вас с собой не было еды?

О.: Все, что мы поели, это был шиповник, его там было много, но ничего другого не было. От него болели желудки, и хотелось пить. На мне была куртка, а на ногах один носок шерстяной, другой я потерял, когда бежал наверх, в первый же день. Было очень холодно. Один день с вечера пошел дождь, мы промокли до нитки и замерзли. Это было на второй день.

В.: А последняя ночь, была какая?

О.: Очень холодная, мы сильно замерзли.

В.: Как к вам отнеслись люди в селе, куда вы пришли после всех ваших скитаний?

О.: Приняли очень хорошо. Они нас почистили, одели, дали нам поесть, прежде чем отправить в больницу. Спасибо им всем!

Список жертв обстрела машин с беженцами, похороненных на кладбище с. Толстой-Юрт (список составлен летом 2000 г. по надписям на надгробных плитах):

Хасен Эмиев (1940 г. р.),

Мадина Эмиева (1970 г.р.),

Магомед Абубакиров (1966 г.р.),

Арби Алиев (1972 г.р.),

Ильман Саидов (1991 г.р.),

Шааран Маидаев (1914 г.р.),

Хусейн Маидаев (1971 г.р.),

Руслан Алиев (1955 г.р.).

Кроме того, здесь же похоронены:

две женщины (имена неизвестны);

четверо мужчин (имена неизвестны);

брат и сестра (имена неизвестны, жители станицы Червленная).

3-4 июня 2000 г. родственники погибших беженцев вскрыли яму, в которой российскими военными были зарыты некоторые из разбитых в результате обстрела автомашины вместе с телами погибших. Здесь были обнаружены семь тел:

Зара Абдулкеримова (1973 г.р.),

Малика Эмиева,

Ибрагим Саидов,

Султан (житель станицы Червленная),

две девочки - одна из них грудная (внучки Султана),

мужчина (житель села Цоцин-Юрт)

Очевидно, что вышеприведенные списки не являются исчерпывающими списками людей, погибших 29 октября 1999 г. в результате обстрела колонны машин с беженцами.

Март 2005 г.