Том де Ваал о регионе.
Российские соседи спрашивают, что может означать для их регионов объявленное недавно возвращение Путина. Одним из таких регионов является Южный Кавказ.
Расчеты кавказских руководителей обязательно претерпят изменения в связи с путинским заявлением. В Армении весть о его возвращении обрадовала еще одного экс-президента Роберта Кочаряна, который прячется до поры до времени в тени. Между двумя этими людьми есть очевидное сходство: оба ушли в 2008 году с поста президента, пробыв на нем два срока и передав власть надежным преемникам. Кочарян, как и Путин, это человек действия, обладающий жестким и бескомпромиссным характером. И он может усмотреть в возвращении своего бывшего союзника шанс на перезапуск собственной государственной карьеры.
Но есть и существенная разница. В отличие от Дмитрия Медведева, действующий президент Армении Серж Саргсян (его полномочия заканчиваются в начале 2013 года) не уступает своему предшественнику. На самом деле, эти люди являются партнерами на протяжении тридцати лет. Свою политическую карьеру они начали еще в 1980-е годы в комсомоле (молодежная организация коммунистической партии) в городе Степанакерте. Саргсян был старшим партнером, а Кочарян младшим.
Важнее то, что Путин по-настоящему популярен в России. Если бы страна провела подлинно соревновательные выборы, а не тщательно отрепетированную коронацию, он все равно мог бы на них победить. Кочарян, в отличие от Путина, крайне непопулярен среди значительной части армянского общества, и он столкнется с мощным народным сопротивлением, если попытается вернуться. Серж Саргсян знает об этом – и может заручиться тайной поддержкой со стороны оппозиционных деятелей, которые предпочитают видеть в президентском кресле его, а не Кочаряна.
В Азербайджане Ильхам Алиев вряд ли будет открывать по этому поводу шампанское. У него были вполне нормальные рабочие отношения с Путиным, но в 2006 году они испортились, когда Алиев отказался содействовать плану Путина по лишению Грузии дешевого газа. С Медведевым Алиеву удалось наладить более ровные отношения, и они в июле 2008 года подписали грандиозную декларацию о партнерстве и сотрудничестве между Россией и Азербайджаном, сделав это за месяц до начала войны Грузии с Россией.
Если вести речь о самой большой проблеме Южного Кавказа – о тлеющем конфликте Армении и Азербайджана из-за Нагорного Карабаха, то здесь от Путина можно ждать гораздо меньше содействия, чем от Медведева. Известно, что Путин как-то раз пришел в ярость, когда искренне пытался выступить в качестве посредника между армянским и азербайджанским президентами на встрече в Астане в сентябре 2004 года. Они сначала заставили его ждать, а потом поссорились между собой в его присутствии. Путин не любит, когда с ним обращаются подобным образом – в отличие от Медведева, которому хватило выдержки провести девять встреч между Алиевым и Саргсяном.
В феврале 2007 года, во время одной из марафонских пресс-конференций Путина в Кремле азербайджанский журналист задал вопрос о карабахском конфликте. Ответ полностью раскрывает взгляды Путина на данный вопрос. Начал российский лидер вполне разумно и серьезно, заявив журналисту, что Россия не будет навязывать решение. «Вы [армяне и азербайджанцы] не должны перекладывать эту проблему на нас. Вы сами должны найти приемлемый выход из данной ситуации». Но Путин на этом не остановился. Он начал вслух размышлять о качестве дешевого портвейна «Агдам» советской эпохи и сказал, что азербайджанцам и армянам надо восстановить одноименный город (находящийся под армянским контролем и лежащий в руинах) и возобновить производство вина. Он произвел такое впечатление, будто этот конфликт – какая-то потусторонняя проблема, не заслуживающая особого внимания и ассоциирующаяся у него только с незамысловатыми студенческими пирушками.
В Грузии ситуация более мрачная. Путин и грузинский лидер Михаил Саакашвили испытывают огромное отвращение друг к другу. Путин заявил как-то французскому президенту Николя Саркози, что хотел бы подвесить Саакашвили за яйца. А шутка более высокого Саакашвили о «Лилипутине» дошла до Москвы. Две страны воевали, и их вражда гарантирует ухудшение российско-грузинских отношений с возвращением Путина в будущем году. Тем временем, Грузия до сих пор использует свое право вето, блокируя вступление России во Всемирную торговую организацию и требуя от нее уступок в виде установления грузинского мониторинга на границах Абхазии и Южной Осетии. Мы можем надеяться только на то, что договоренность будет достигнута до возвращения Путина.
Все это не очень обнадеживает. Но любые прогнозы по поводу путинского возвращения будут неизбежно неполными. В конце концов, Путин прагматик, и ему придется руководить другой, и видимо более слабой Россией. Экономическая и политическая ситуация в этой новой России очень сильно отличается от 2008 года. Поэтому не исключено, что Путин воспользуется своей властью и авторитетом, чтобы стать кавказским Шарлем де Голлем, пообещав своим маленьким южным соседям большое стратегическое примирение со стороны России. Такое возможно, но маловероятно.
Томас де Ваал (Thomas de Waal), ("The National Interest", США)
=====
Том - лучший специалист по Южному, да и по Северному Кавказу среди иностранцев.
По-моему, все им сказанное, соотвтетствует действительности.
К сожаленью, действительность мрачная.
Единственная надежда на то, что Запад в конце-концов решится заняться этим регионом.
Транскаспийский трубопровод - это интрига.
И она может стать катализатором всего и вся.
Драчка возможна за ресурсы.
И драчка будет последняя.