Опыт публичной экспертной деятельности, интеракция со СМИ и мотивация самого эксперта

Вполне возможно, как минимум часть моих читателей интересует что такое «говорящая голова» в телевизоре (и шире), откуда она берется, почему туда попадают одни люди и не попадают другие - и зачем сами эти люди занимаются этим?

Поскольку у меня набрался собственный - и уже довольно большой опыт этой деятельности, я решил, что кому-то это может показаться интересным - и даже полезным, и, соответственно, поделиться с читателями. В какой-то мере, это частный опыт, а я, как читатели уже, наверное, заметили, не большой любитель говорить о себе; как мне кажется, это должно быть несущественным в любом разговоре, где мы обсуждаем явления. Обсуждение людей мне в принципе никогда не было интересным. Но вот обсуждение социальных ролей может быть куда интереснее.

Сегодня, когда у меня есть этот опыт, причем отчасти завершенный (я решил временно прекратить или как минимум резко сократить публичную активность), это может быть неплохим поводом для такого разговора. Занятно также еще одно обстоятельство. Ученые в сфере социальных наук (одна моя ипостась) и блогеры (другая) любят анализировать других людей. Но на этот раз я решил проанализировать себя и данную сферу на основании собственного опыта.

1. Кто такой эксперт и какова сфера его компетенции?

С точки зрения аудитории, эксперт это тот, кого в таковом качестве представляют журналисты. По этому поводу не стоит питать иллюзий; вы можете быть хорошим экспертом и не привлекаться СМИ, и можете быть плохим экспертом и привлекаться СМИ. Это не так плохо, как звучит. Подробнее к этому вопросу мы обратимся позднее, пока же следует просто это запомнить.

С формальной точки зрения эксперт — это человек, обладающий специальными знаниями в той или иной области, причем чаще всего предполагается, что эксперта приглашают для экспертизы люди, подобными знаниями не обладающие.

Соответственно, в целом предполагается, что выступающий в СМИ эксперт — это лицо, такими познаниями обладающее, способное производить экспертизу и выносить соответствующие суждения. А вот что такое эта экспертиза - вопрос отдельный. В частности, поскольку чаще всего в публичной сфере обсуждается политика, то предполагается, что человек, который является экспертом в этой области и выносит суждения по этому поводу — это политолог. В действительности, экспертом может быть специалист-международник, если речь идет о внешней или международной политике (это даже предпочтительнее), может быть страновой или региональный специалист (к примеру, востоковед, американист, японист и т.д.), если речь идет о конкретном регионе, а также может быть журналист, который в данном случае может не обладать профессиональными знаниями, но тем не менее, иметь а) опыт (достаточный опыт работы с информации и новостями в той или иной сфере, если человек, который их высказывает, не выходит за их пределы, может быть основанием для экспертизы), б) фактические знания (журналист может общаться с определенным кругом экспертов или политиков и владеть той или иной информацией, которой не владеет большинство населения или его коллег).

В то же время, для журналиста, представляющегося экспертом, важно понимать пределы своей компетенции, и представляться соответственно. В последнее время политологами представляются очень многие люди, предполагая, что только это разрешает им обсуждать политику. Это и журналисты, и просто люди, которые часто обсуждают политику публично. Однако следует понимать, что политология это именно наука (...логос), и только человек, владеющий корпусом текстов, методологией работы и навыками соответствующего анализа может называться политологом.

Разумеется, политика — это сфера, касающаяся всех, и у очень многих людей она вызывает интерес или побуждает к высказыванию своего мнения. В Армении политику публично обсуждают и бывшие химики с физиками, и действующие врачи, и многие другие. Но главное - опять же помнить, что это все равно сфера специальных знаний и понимать, что «я думаю, что это так» - не работает.

Среди многих экспертов есть выраженный снобизм в отношении дилетантов, обсуждающих те или иные события в соцсетях. Например, происходит шпионский скандал, международный визит, экологическая катастрофа или начинается эпидемия, в соцсетях начинается активное обсуждение, и эксперты крайне раздражительно на это реагируют. Я думаю, что такие реакции неуместны, надо принять, что то, что люди раньше обсуждали на кухнях, они теперь обсуждают в соцсетях, и это нормально. Другое дело, что и обывателям нередко, поймав эксперта в публичном пространстве (чаще всего в тех же соцсетях), начинают холивар и пытаются спорить и оспаривать его экспертизу, не имея к тому никаких данных.

То же самое актуально, если речь идет уже не о политике, то и там - в каждой теме есть свои специалисты, и тут нередко уже у политологов возникает соблазн выйти за пределы своей компетенции и начать высказываться на эти темы, раз уж журналисты спросили. Здесь важно, чтобы и журналисты помнили, что это не профильный эксперт, и сам политолог понимал, что он не может дать экспертизу в той или иной сфере.

2. Роль СМИ в выборе эксперта

У многих специалистов в той или иной области возникает вопрос - а почему к комментированию новостей привлекают других экспертов, несмотря на то, что уровень их экспертизы может быть субъективно или даже объективно ниже уровня вопрошающего. Более того, часто годы идут, а эксперты, регулярно высказывающиеся в СМИ, не меняются, и это уже нередко порождает теории заговора и прочие более или менее обоснованные сомнения относительно принципа подбора людей для такого комментирования.

Как мне кажется, здесь следует разделить две части проблемы, условно назовем их так: техническую и политическую. Говоря о технической части, следует учитывать следующее: СМИ нужны актуальные политические (и не только) комментарии относительно происходящего; это нужно журналистам, чтобы заполнить эфир, чтобы отчитаться перед редактором и ради удовлетворения собственного интереса.

Для этого им нужны максимально адекватные комментарии, максимально оперативно и так, чтобы это было принято собственной редакцией и обществом. Соответственно, для такого комментария необходима фигура, в качестве экспертизы которой нет сомнения у редактора и как минимум предположительно - у аудитории, а желательно, чтобы фигура была признана таковой, то есть человек уже должен иметь какое-то признание, чтобы оказаться в том или ином эфире. Кроме того, этот эксперт должен быть по возможности доступным (подстраиваться под сетку вещания) и прогнозируемым (некоторые могут сделать совершенно неадекватные высказывания в процессе интервью).

Однако не стоит забывать и о политической части. Большинство СМИ имеют собственную политическую повестку. Многие это оценивают негативно, но давайте посмотрим на это с другой стороны. Получение и распространение информации - удовольствие небесплатное. Кто-то должен за это платить. Модель платных подписок еще очень неразвита, особенно на постсоветском пространстве. К тому же, еще недавно весь интернет был бесплатным, а теперь за вход на некоторые сайты (как Блумберг) требуют деньги, что непривычно для пользователей. Если за доступ к сайту не платят пользователи, должен платить кто-то другой. Потенциально, это может быть рекламодатель.

Но, как минимум в Армении, в большинстве случаев реклама не компенсирует расходов на содержание СМИ, а поэтому в реальности чаще всего СМИ содержит спонсор или спонсоры. А какова мотивация спонсора, просто так платить за распространение информации? Тогда это благотворительность. Но если спонсор хочет заниматься благотворительностью, есть куча других - и более прямых способов для этого, например помощь больным детям, помощь голодным, финансирование тех или иных проектов развития. Зачем финансировать СМИ ради благотворительности? В рыночной экономике работает плюрализм. Одно СМИ поддерживается одним актором, другое - другим. Успешность распространения информации определяется в конкуренции (пусть и не всегда честной).

Результаты конкуренции выражаются в просмотрах, посещениях, реакции аудитории на эфиры, а также рекламных доходах от них. Как следствие, если эксперт совсем уж провальный, он будет отсеян этими фильтрами. В идеальной среде именно качество экспертизы будет определять продвижение эксперта в эфирах. Но среда не идеальна. Во-первых, представим идеальную конкуренцию, где играют роль только количества просмотров. Тогда, почти наверняка, высококачественная экспертиза будет непонятна зрителям и - напротив - примитивизированный нарратив будет ими легко воспринят. Уже это обстоятельство требует от СМИ соблюдать баланс между собственно просмотрами и качеством экспертизы (но только в том, как они сами ее могут измерить, а как мы знаем журналистская редакция - не нобелевский комитет и даже не высшая аттестационная комиссия).

На результаты конкуренции влияют не только количественные факторы, это также отношения внутри редакции; эксперт со скверным характером или слишком уж вызывающий своей конкурентоспособностью может выпасть из сетки вне зависимости от качества экспертизы. Также, очень слабый эксперт, за продвижение которого готов платить спонсор - по политическим причинам или по причине того, что этот эксперт состоит в каких-то приятельских или родственных отношениях с редактором, получит место в сетке несмотря на качество работы. Наконец, сам эксперт может предоставлять услуги редакции, озвучивая ту точку зрения, которую эта редакция от него ожидает, и это также может не находиться в прямой зависимости от качества экспертизы, а число переменных, влияющих на попадание в эфир, таким образом, растет, включая в себя не только качество, но случай, связи, политическую аффиляцию, популярность и пр.

Еще один элемент - количество СМИ и эфиров, в которые эксперт может быть приглашен. В зависимости от информационной среды, количество СМИ может отличаться чуть ли не на порядок. К примеру, в Ереване число СМИ, вероятно, на порядок или два больше, чем в Омске, хотя по населению эти города сопоставимы. Таким образом, если считать, что число экспертов в обоих городах одинаково, то эксперт в Ереване будет иметь на порядок больше возможностей оказаться в эфире. Разумеется, это сопоставление умозрительно, тем более, без учета реальных цифр, но в любом случае следует учитывать, что с более открытой медиа средой, процесс набора социального капитала также происходит куда быстрее, и СМИ во многом в состоянии его регулировать (хотя в последнее время испытывают серьезную конкуренцию со стороны блогов, где правила совсем другие), и в зависимости от количества СМИ и количества форматов, где эксперт может быть представлен, регулируется и "линия отсечения", отражающая число потенциальных спикеров в городе / стране.

3. Эксперт и его собственная мотивация

Обсудив позицию зрителей и журналистов, надо рассмотреть и мотивацию самого эксперта. В конечном счете, точно так же, как и СМИ и аудитория, эксперт еще одно звено этого публичного процесса. За эфиры ничего не платят, либо это происходит исключительно редко, и у меня такого опыта нет. А значит, эксперт тратит время и выполняет определенную работу, не получая ничего взамен. Зрителю это может показаться малозначимой проблемой: что сложного в том, чтобы просто поговорить, если за это еще и по телевизору показывают? Тем более, что народная молва такой вид деятельности (разговоры) оценивает довольно скептически.

В действительности, все не так просто. Просто так пойти пообщаться в прямом эфире — это не есть работа эксперта. Некоторые люди так к этому стремятся, что реализуют такое понимание публичной деятельности через свои «лайвы» в фейсбуке или постоянную трескотню на дружеских каналах (в основном, в социальных медиа), где чаще всего транслируют собственные стереотипы. Поскольку у них почти никогда не бывает специального образования, их собственные стереотипы часто сходятся полностью или частично с массовыми стереотипами, со стереотипами общества и в этом чаще всего кроется секрет их популярности - они говорят понятным языком простые и приемлемые для большинства вещи. Это сильно отличается от того, что делают эксперты.

Во-первых, к каждой программе надо готовиться. Зачем журналистам звать кого-либо именно в качестве эксперта? Эксперт, если он не говорит о чем-то «в общем», то есть не выдает устного эссе, в действительности должен хорошо знать предмет, о котором говорит, делиться с аудиторией знаниями, которых у нее нет, а также быть в состоянии сущностно обсуждать происходящие события. Для этого необходимо ознакомиться с ситуацией, углубиться в происходящее, а даже это у эксперта и неподготовленного зрителя/читателя происходит совсем по-разному. Эксперт должен ознакомиться с разными источниками, ознакомиться с бэкграундом, максимально точно установить факты о происходящем и, желательно, ознакомиться с законодательной стороной обсуждаемой проблемы. Это можно назвать «домашним заданием», которое, очевидно, отнимает время.

Во-вторых, время также тратится на саму программу (может быть телефонное интервью, либо интервью для газеты в кафе или на рабочем месте), а также на приход к месту проведения интервью. Это тоже расход времени и порой - немаленький, а с учетом транспортных расходов может включать в себя и финансовый расход.

В-третьих, что еще более существенно, качество экспертизы напрямую зависит от качества полученного образования и объема имеющихся знаний. А это тоже предполагает крупные вложения финансов и времени. И если обычное вузовское обучение — это четыре года, то для того, чтобы стать хорошим специалистом в любой области этого времени недостаточно. Это всего лишь "входной билет" для того, чтобы начать специализироваться в своей сфере, по-хорошему, образование продолжается в виде магистратуры, отдельных годовых курсов, аспирантуры, постдоков и т.д. Но еще более важно - самообразование, которое, по сегодняшним стандартам должно длиться всю жизнь. Лично я на это трачу в день в среднем около 3 часов отдельно от работы. Благодаря этому, несмотря на то, что формальный уровень моего образования за последние 5 лет не изменился, качество экспертизы изменилось и очень сильно, также как глубина анализа и способность видеть закономерности, которые были недоступны прежде, и, что особенно важно (и что мне казалось недоступным ранее) - способность обсуждать / выдвигать / генерировать идеи. Идею можно понимать как ценностно окрашенный сжатый результат анализа, а для качества этого анализа хорошо, когда материала много. Очень многие люди под идеями подразумевают воспроизводство чужих идей, но действительно ценны лишь новые идеи. А это невероятно затратное и сложное дело, которое просто по желанию не получается.

Итак, если человек серьезно инвестировал в образование, потратил время на контакт с журналистами и подготовился к этому контакту, это означает, что он выполняет работу. И если это, скажем, раз в месяц, то это может быть блажью, но если таких контактов с журналистами много, то это может превратиться в полноценную работу, и тут вопросы о мотивации не могут игнорироваться.

Может быть несколько видов мотивации. Первое - видимость в СМИ может привести к росту заработка. Эта мотивация умозрительная и, чаще всего, неадекватная. В действительности, увеличение известности почти никак не сказывается на заработке. Более того, это влияние легко может оказаться отрицательным. В моем случае, мой заработок от публичной экспертной деятельности только страдал. Так что если вы эксперт и рассчитываете благодаря публичной деятельности получить заработок, то я бы скорее вас попытался отговорить. Хороших специалистов и так знают все или почти все их потенциальные заказчики, а эта аудитория от аудитории СМИ отличается очень сильно. Как следствие, если вы хороший специалист, то о вас или знают, или узнают в скором времени, а вот СМИ вашей работе с большей вероятностью лишь помешают.

Второе - тщеславие. У многих людей есть желание выделиться, показать себя, продемонстрировать соседям, знакомым и другим людям, с которыми они так или иначе пересекаются, на что они способны, «возвыситься» в социальной иерархии, стать узнаваемыми и так далее. В популярной психологии, это называют «истероидным радикалом», и он присутствует почти у всех людей, пусть и в разной пропорции. Особенно он выражен у экстравертов. В моем случае эта часть мотивации была выражена очень слабо, и обретенная в какой-то момент узнаваемость лишь раздражала. Я стараюсь держать список контактов и друзей коротким, и фокусироваться на собственной персоне не привык, также стараюсь вести дискусии и с другими людьми.

Третье - распространение собственных идей. Многие эксперты, идя на контакты со СМИ, настроены «донести» что-то до аудитории. Это их настроение основывается либо на предположении, что общество устроено демократически, а значит, донося идеи до общества, они опосредованно влияют на политику. С другой стороны, может быть альтруистический мотив, где специалист настроен делиться своими знаниями с обществом, проводя посредством СМИ сеансы бесплатного образования. Но стоит отметить, что на такое идут лишь те специалисты, которые уверены в своих знаниях, тогда как немало число таких, кто опасается конкуренции и старается сохранять эксклюзивность собственных знаний. Чем меньше этих знаний, тем выше опасения потерять на них «монополию». По этой причине в Средние века мастера очень неохотно готовили своих подмастерий, а те, в свою очередь, долго оставались в одном и том же статусе. В моем случае я такой проблемы не чувствую, поскольку мне для написания страницы публицистического текста надо прочесть порядка 10-20 страниц чужих текстов (в том числе новостных), а в случае академического текста - и все 30-50. То же касается и прочих знаний, то есть при увеличивающейся сумме знаний, опасений конкуренции нет. Наоборот, я действительно пытался распространять свои знания, как только мог, в том числе посредством этого блога. Но что я бы делал в других условиях, говорить не буду. Очень легко обосновывать свои действия сделанным моральным выбором в условиях, которые такому выбору содействуют. А что, если условия ему препятствуют?

В действительности, с третьим пунктом существует серьезная проблема. Если человек хочет делиться идеями, то, по сути, это уже не вполне научная задача; в лучшем случае это популяризаторский интерес (что скорее хорошо, но все же стоит отделять от науки), в худшем - пропаганда. В действительности, это чаще всего некий градиент между этими двумя полюсами, включающий в себя оба подхода в разных пропорциях.

Посмотрим на все это в более прагматическом ключе. Если ожидание увеличения числа контрактов не оправдывается, то эта мотивация себя в какой-то момент исчерпывает. Если мотивация заключается в самопрезентации, то такая мотивация может быть довольно устойчивой, но и она будет иметь определенные пределы, тем более что человек слишком зацикленный на себе, вряд ли может быть хорошим специалистом - как правило, ему для этого не хватит терпения. Наконец, остается желание поделиться своими знаниями, идеями или политической позицией с общественностью. В этом случае очень часто оказывается, что общество не очень охотно воспринимает идеи, либо даже вообще их не воспринимает.

Нередко мотивация оказывается политической; его выступления могут оплачиваться, но не со стороны СМИ, а со стороны работодателя, который в свою очередь, может иметь политическую мотивацию и, фактически, оплачивать таким образом пропаганду. Это объясняет высокую активность и политическое долгожительство некоторых людей в эфирах СМИ, но это чаще всего относится к политикам или пропагандистам. По той же причине, пропагандисты одной направленности заметны в одних СМИ, другой – в других. Те же, кто таких денег не получают, либо инвестируют в свое будущее (или считают, что делают это), либо тешат свое эго, либо занимаются благотворительностью, распространяя знания.

4. Собственный опыт

Долгое время я не выступал публично ни в каком роде. Меня устраивала своя работа, она была достаточной, и даже времени как-то отвлечься не было, ситуация в стране была стабильной, я опасался выступать, поскольку недостаточно владел армянским языком, я не чувствовал, что имею достаточные знания и в полной мере могу себя считать специалистом для того чтобы выступать публично. Опять же, не было мотивации в виде тщеславия. Как следствие, и желания как-либо быть представленным в СМИ не было.

Но события июля 2016 года, когда боевики «Сасна Црер» устроили теракт в центре города, вынудили меня высказаться. Я тогда сделал несколько пространных публикаций в своем Фейсбуке, на которые был отклик и со стороны журналистов. Мотивация же была в следующем: еще за месяц до этих событий мне уже было понятно, что страна кипит и вот-вот будут насильственные столкновения. Ненависть к властям, распространяемая субэлитными группами, рвущимися к власти, достигла неадекватных размеров и уже переносилась на государство. Как мы узнали уже позже, не обошлось и без иностранного следа.

Также, в общественных настроениях, особенно того, что Александр Искандарян называет «социальным центром Еревана», была заметна почти единодушная поддержка теракта, что в дальнейшем эволюционировало в нынешнюю ситуацию, из которой Армения уже просто не может выбраться. Это требовало реакции, которую я и выразил. Собственно говоря с тех пор, в меру моего и журналистов обоюдного интереса, это сотрудничество росло, пока не достигло совсем неприличных размеров в последний год, когда начало превращаться в постоянную работу. Чувствуя угрозы (перед войной) и катастрофические последствия (после войны), я считал нужным доносить информацию до людей, но в какой-то момент решил это, по меньшей мере временно, прекратить.

Грант Микаелян