Ахмет Ярлыкапов: "Исламское государство" завоюет Северный Кавказ через интернет

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".

В интервью "Кавказскому узлу" старший научный сотрудник Центра проблем Кавказа и региональной безопасности МГИМО, этнограф и кавказовед Ахмет Ярлыкапов рассказал о тех изменениях, которые происходят в жизни региона в связи с активизацией сторонников радикального ислама. В том числе про использование "Исламским государством" (ИГ) и "Имаратом Кавказ" (организации признаны в России террористическими, их деятельность запрещена судом - прим. "Кавказского узла") социальных сетей, в частности "Твиттера" для вербовки сторонников. Эксперт считает, что отличие методов появляющихся сторонников ИГ от "Имарата Кавказ" (организации признаны в России террористическими, их деятельность запрещена судом - прим. "Кавказского узла") в приверженности уже не акциям в отношении силовиков, а "тотальному и очень жестокому террору". "Кавказский узел" проанализировал один из последних докладов Ахмета Ярлыкапова и попросил автора прокомментировать некоторые из его выводов и прогнозов относительно развития ислама на Северном Кавказе.

"Имарат Кавказ" давно использует интернет для вербовки сторонников

"Кавказский узел" (КУ): На слайдах 2, 3 презентации показана схема исламского поля Северного Кавказа (СК) до распада СССР, где преобладали сунниты ханафитского толка (мазхаба), проживавшие в Адыгее, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, на севере Дагестана и северо-востоке Чечни. Насколько сегодня выражено деление на суннитов и шиитов, прослеживается ли четкая зависимость преобладания того или иного мазхаба к определенной территории (месту проживания)? Сохраняется ли сегодня преобладание суннитского толка на Северном Кавказе?

Ахмед Ярлыкапов (АЯ): Деление на шиитов и суннитов сегодня достаточно выражено. Как и для всего мира, для России это стало особенно важно в связи с последними событиями на Ближнем Востоке, наблюдающимся там суннитско-шиитском противостоянием. Но на Северном Кавказе число шиитов незначительно, проживают они на юге Дагестана, в основном азербайджанцы, которые, как известно, не являются слишком ортодоксальными шиитами, как, например, иранцы. Если же говорить о мазхабах суннитского ислама, то картина после развала СССР стала более сложной, потому что шафиитский толк, который раньше был ограничен Ингушетией, Чечней, Дагестаном, с некоторой смесью в Северной Осетии, за последние 20 лет распространился шире. Так, в Краснодарском крае и Адыгее появились активные группы шафиитов — это выходцы из вышеупомянутых регионов. В результате активных контактов ханафитов и шафиитов в некоторых районах наблюдается и переход части ханафитов в шафиитский мазхаб, представители которого на Северном Кавказе более активны. Стоит отметить, что процесс этот не массовый, характерный для так называемых "ханафитско-шафиитских контактных зон", и пик его пришелся на время процессов активной реисламизации, т.е. 1990-е гг.

Если же говорить о национальной принадлежности, то шафииты - это представители народов нахско-дагестанской группы северокавказских языков и, наверное, исключением из правил являются кумыки, которые относятся к тюркской группе алтайской языковой семьи, но тоже являются шафиитами.

КУ: В слайде 17 вы утверждаете, что подпольная террористическая сеть "Имарат Кавказ" проявляет наибольшую активность в интернете. Эта активность растет или идет на спад? Как бы вы оценили пропагандистский потенциал "Имарата" по части вовлечения в свои ряды новых членов? Какие инструменты используются для подавления его деятельности с использованием it-технологий? Достаточные ли это усилия?

АЯ: Активность религиозных движений в интернет-пространстве наблюдается не только на Северном Кавказе — по всему миру, и это стало общим трендом. "Исламское государство" (организация признана в России террористической, ее деятельность запрещена судом - прим. "Кавказского узла") ведет пропаганду в основном через "Твиттер", и сейчас у него появляются попытки завести свои соцсети. Это характерно для всех подобного рода организаций и движений. "Имарат Кавказ" (организация признана в России террористической, ее деятельность запрещена судом - прим. "Кавказского узла") давно и очень успешно использует интернет для вербовки сторонников и координации своей деятельности. Если бы не было интернета, то их жизнь была бы сильно затруднена.

Усилий для подавления предпринимается явно недостаточно, и это серьезный вызов современным государствам и спецслужбам. Применяют блокирование интернет-сайтов, в частности "Кавказ Центра", однако пользователи, которые следят за этими сайтами, находят лазейки, заходя на интересующие их ресурсы через анонимайзеры.

В том же "Твиттере", который очень активно используют сторонники ИГ (организация признана в России террористической, ее деятельность запрещена судом - прим. "Кавказского узла"), по самым скромным подсчетам представлены около 40 тысяч аккаунтов его сторонников, причем все они были блокированы, но, как в том мифе - вместо одной головы вырастало две, и вся эта борьба напоминает сизифов труд. Мы живем в эпоху совершенно новых вызовов, в эпоху асимметричных войн, когда, казалось бы, совершенно слабый противник может одержать победу. Возьмите, например, войну 2006 года в Ливане. Израиль против Хезболлы - это самый яркий пример асимметричной борьбы, когда до зубов вооруженная армия ничего не смогла сделать с сетевой структурой.

Интернет — это та зона, которую очень тяжело контролировать и, соответственно, и "Имарат Кавказ", и ИГ (организации признаны в России террористическими, их деятельность запрещена судом - прим. "Кавказского узла") очень активно используют ее безграничные возможности. По Северному Кавказу четко наблюдается с 2013 года, что молодежь, вовлеченная вот в этот пропагандистский процесс, в основном связана с ИГ (организация признана в России террористической, ее деятельность запрещена судом - прим. "Кавказского узла"). 2013-й был годом призыва к хиджре и присоединения к ИГ (организация признана в России террористической, ее деятельность запрещена судом - прим. "Кавказского узла"), и на этот призыв достаточно активно отозвались представители Северного Кавказа. За 2013-2014 гг. "Имарат Кавказ" (организация признана в России террористической, ее деятельность запрещена судом - прим. "Кавказского узла") испытывал большие трудности с людьми, потому что был очень серьезный исход боевиков в Сирию и Ирак - в ответ на призыв совершить хиджру на территорию ИГИЛ (организация признана в России террористической, ее деятельность запрещена судом - прим. "Кавказского узла"). О масштабах этого исхода тоже говорить сложно, по причине отсутствия каких-либо исследований. Да и вообще трудно себе представить более-менее успешное социологическое исследование на эту тему.

В сфере контрпропаганды никакого серьезного ответа в северокавказском сегменте интернета нет. Сайта "Кавказпресс" совершенно недостаточно, здесь необходим абсолютно новый подход и, мне кажется, что эти подходы никем до сих пор не определены. Тяжело вести контрпропаганду, когда люди с экстремистских сайтов вещают о социальной справедливости, на это достаточно живо реагирует молодежь. Нет единого подхода у тех структур, которые как раз и должны вести эту контрпропаганду, более того, нет серьезного понимания ее необходимости. Те же самые государства Европы концентрируются на каких-то конкретных вопросах безопасности: как этих людей отслеживать, как их в дальнейшем не впускать в страну. Но ситуация, как раз-таки, говорит о том, что необходимо принимать превентивные меры, чтобы люди не оказывались там. Это противодействие идеологического свойства, объяснять молодым людям, что это (экстремизм) не тот путь. Это тяжело, но это не означает, что над этим не нужно работать. И в условиях новых вызовов необходимы неординарные решения.

На Северном Кавказе единой формы традиционного ислама не сложилось

КУ: На слайде 20 тезис о том, что на Северном Кавказе нет единой формы так называемого традиционного ислама. Чем это объясняется? Насколько это влияет на региональную безопасность? Можно ли улучшить региональную безопасность поддержкой развития традиционного ислама? Можно ли назвать "традиционный ислам" в России мирным? Отличается ли традиционный ислам в Москве или Поволжье от традиционного ислама на Северном Кавказе? Способен ли традиционный ислам консолидировать общество на Северном Кавказе? В каких регионах Кавказа сильно влияние традиционного ислама?

АЯ: Это объясняется историей ислама на Северном Кавказе. Изначально оплотом ислама здесь был Дербент, который являлся частью Арабского халифата, затем он стал столицей отдельного Дербентского эмирата, и именно с этой территории происходила исламизация Дагестана. Это был суннизм шафиитского толка. С другой стороны, исламизация шла еще и с севера, и здесь играла большую роль Золотая Орда, где распространен был ислам ханафитского толка. То есть, изначально эти разные пути проникновения ислама на Северный Кавказ привели к тому, что как минимум существовали две формы традиционного ислама, не было единой формы. Картину усложнило то, что наряду с ними на Кавказ проникает и суфизм, который дополнял различные досуфийские практики (накшбандийя и др.) и позднее проникшие формы, такие как кадирийя и шазилийя. То есть уже изначально формирование предполагало большое многообразие традиционного ислама и здесь, конечно, получилось так, что на Северном Кавказе единой формы традиционного ислама не сложилось. Соответственно, это создает определенные трудности для региональной политики - есть соблазн объявить одну форму традиционной, на нее опираться, продвигать эту форму и говорить, что все остальные формы не традиционные. Но не получается это делать на практике и приходится иметь дело с изначальной мозаичностью ислама в регионе.

Улучшить региональную безопасность, я думаю, необходимо в том, что касается реальной политики. Пора отходить от идеологических штампов и иметь дело с теми реалиями на Кавказе, какие есть: ислам - мозаичен и здесь нужен единый подход. То есть, нужна готовность групп мусульман работать в правовом поле и работать открыто, без экстремизма, радикализма - такой подход наиболее прагматичный и наиболее правильный. Нужно взаимодействовать со всеми здоровыми силами в исламе, не устраивать гонения из-за того, что они "неправильные" и "нетрадиционные".

Когда говорят о "мирности" традиционного ислама, то тоже создают проблему - нельзя ведь утверждать, что традиционный - значит абсолютно мирный. Если мы берем традиционный ислам в Дагестане, то он был вдохновителем четырех имамов и серьезного военного противостояния и именно поэтому надо опираться на прагматизм, а не на такие клише. Политика должна опираться на готовность работать в правовом поле.

Трудно говорить о традиционном исламе в Москве, но и в Поволжье были разные течения, и там был суфизм, который в силу разных причин не сохранился в прежних масштабах. Поволжье можно выделить в один из исламских субрегионов. Северный Кавказ, обладающий серьезной традицией развития как субрегион и, наверное, еще Сибирь, вообще весь российский Север и крупные города. Я бы не стал Москву и крупные города приравнивать к Поволжью, потому что они, как и Север России, являются очень серьезными контактными зонами, где присутствуют не только мусульмане разных направлений, но туда очень активно добавляется среднеазиатская составляющая, которую также нельзя сбрасывать со счетов. В Москве ситуация намного сложнее, чем в Татарстане.

Относительно возможности консолидации традиционного ислама, всего Северного Кавказа - это, скорее, вопрос к самим традиционным мусульманам региона. В силу того, что традиционный ислам на Северном Кавказе такой разноликий, трудно себе представить, что все эти группы смогут выделить одного человека и сказать, что вот он муфтий Северного Кавказа и он сможет консолидировать все здоровые мусульманские силы. КЦМСК достаточно активно действует, но все же не удалось создать что-то общее для традиционного исламского поля.

К примеру, муфтию КБР проще иметь дело у себя, чем входить в какую-то консолидированную деятельность в регионе и оказаться подмятым более сильным собратом, например, более активной дагестанской частью. Вопрос этот к самим лидерам, к самому государству, потому что, если мы возьмем Ставропольский край, то выделение отдельного духовного управления из одного, некогда объединенного муфтията, случилось, в том числе, при содействии самих ставропольских властей, которые захотели создать свой собственный муфтият, нежели иметь дело с муфтиятом в Черкесске.

На северо-западном Кавказе с традиционным исламом история сложна еще и тем, что здесь происходило, скорее, не возрождение ислама, а реисламизация. Ни для кого не секрет, что за советские годы фактически не сохранилось традиционной формы ислама. Наследие прошлого сохранилось в Дагестане, Чечне и Ингушетии, которые сохранили те формы исламского активизма, которые мы называем традиционными. Здесь остались суфийские группы, школы, активно действующие исламские лидеры.

Классических ваххабитов мало

КУ: В разделе "Ислам и политика" (слайд 11) отмечено активное участие суфиев в парламентских выборах в Дагестане и распространение их влияния "на правительственные структуры, в том числе через симпатизирующих суфиям министров" (особенно мюриды Саида-афанди Чиркейского). Как бы вы оценили последствия такой тенденции? К чему может привести интеграция суфиев в систему местной власти? Чем притягательна суфийская религиозная форма (философия и практика) для представителей власти ("министров")?

АЯ: Ничего нового здесь нет, это вообще присуще накшбандийи, которая представлена в Дагестане. Это суфийское течение призывает не чураться политической деятельности, присутствовать в политике. Привлекательность суфизма для некоторых представителей власти в том, что он предлагает какую-то форму организации, облегчает политическую деятельность, оказывает духовную поддержку конкретному деятелю. Надо иметь в виду, что каждый приходящий в политику преследует свои интересы, которые он пытается проводить, и пока интересы таких деятелей совпадают с интересами государства, я думаю, никаких серьезных вопросов к ним нет.

Несомненно, что государству необходима стабильность и более спокойные формы взаимодействия.

КУ: На слайде 20 упоминается т.н. "ханафитско-шафиитские контактные зоны". Известно, что шафииты преобладают на пятничных молитвах в мечетях ханафитской Адыгеи. Насколько опасны эти трения между шафиитами и ханафитами, которые в частности возникают во время проведения пятничных молитв (джума)? К чему это, на ваш взгляд, может привести?

AЯ: Эти трения были характерны для конца 1990-х, начала нулевых годов. Есть незначительные различия в совершении намаза между ханафитами и шафиитами. Шафииты считают, что у них более совершенные требования к ритуальной чистоте, и они после совершения пятничной молитвы, отдельно за своим имамом совершают еще и обеденную молитву. Это вызывало очень много вопросов у ханафитов, эти действия приводили к разделению, но сейчас все это решено, хотя в разных местах по-разному. Например, в Москве имам мечети на Поклонной горе Шамиль Аляутдинов написал фетву о том, что шафиитам отдельно совершать молитву в той мечети запрещено - так решен вопрос.

Ханафитско-шафиитские контактные зоны появляются в регионах, где есть реальное смешение представителей разных мазхабов, надо отметить, что на Северном Кавказе они достаточно мирно решают свои разногласия.

КУ: На слайде 21 вы утверждаете, что "на самом деле в регионе нет настоящих ваххабитов, поскольку нет последователей характерного для них ханбалитского толка". СМИ часто используют термин "ваххабиты" - на ваш взгляд это ошибочное суждение? От каких ниже перечисленных на слайде групп исходит реальная угроза региональной безопасности (молодежные джамааты "новых мусульман", "Безмазхабники", салафиты Дагестана (Ассоциация "Ахль ас-сунна валь-джамаа"), салафиты-мадхалиты, "ихванизированные" салафиты). Кто оказывает наибольшее влияние на салафитские группировки - "Имарат Кавказ" или ИГ (организации признаны в России террористическими, их деятельность запрещена судом - прим. "Кавказского узла")? Вы утверждаете, что ИГ перетягивает к себе боевиков от "Имарата Кавказ" (организации признаны в России террористическими, их деятельность запрещена судом - прим. "Кавказского узла"). Существует ли вероятность того, что "Имарат" станет филиалом "Исламского государства" (организации признаны в России террористическими, их деятельность запрещена судом - прим. "Кавказского узла")?

АЯ: Надо иметь в виду, что местные формы употребления термина "ваххабиты" не соответствует классическому определению ваххабизма. В классическом значении — это последователи ханбалитского толка. В нашем же понимании, на Северном Кавказе, среди них есть и шафииты, и салафиты, и ханафиты, а собственно классических ваххабитов среди них мало. Не все, кого называют ваххабитами, на самом деле таковыми являются, но это несколько научный спор. Среди местных мусульман на Северном Кавказе сложилось такое употребление терминов, когда приравниваются салафиты и ваххабиты. Я хочу сказать, что сами салафиты не едины и сами они представляют собой мозаику разных групп, упомянутых в вопросе. Говорить о том, кто из них представляет большую опасность - мне сложно. Само салафитское поле находится в постоянной динамике, быстро меняющееся.

Надо просто принимать во внимание, что это не нечто единое, действующее единым фронтом против традиционного ислама. Надо понимать, что при выстраивании отношений с салафитами и иными группами должен работать принцип: готовы они работать в правовом поле региона или нет. Если люди мирно живут, не проповедуют призывов к насилию и т.д., почему против них необходимо применять репрессивные меры?

Я считаю, что опасность исходит от тех, кто взял оружие и пошел воевать, и кто призывает к этому, - эти люди реально опасны.

Достаточно распространен дискурс, поддерживаемый и салафитами, и дагестанскими суфиями, которые считают, что Али Каяев (дагестанский ученый и религиозный деятель, 1878-1943) был чуть ли не основателем ваххабизма в Дагестане. Были деятели, исламские, которых я бы не стал называть салафитами, но они несколько выбивались из преобладающего суфизма. Их можно назвать учеными шафиитского толка, но факт в том, что они не были суфиями.

Если говорить о влиянии ИГ на "Имарат Кавказ" (организации признаны в России террористическими, их деятельность запрещена судом - прим. "Кавказского узла"), то да, с 2013 года "Имарат" испытывает очень серьезные трудности из-за активности ИГ, и мы знаем примеры, когда несколько полевых командиров присягало ИГ (организация признана в России террористической, ее деятельность запрещена судом - прим. "Кавказского узла"). Я не думаю, что "Имарат" превратится довольно быстро в филиал ИГ (организации признаны в России террористическими, их деятельность запрещена судом - прим. "Кавказского узла"), потому что подходы разные, идеология и само руководство "Имарата" высказывалось очень озабоченно относительно роста влияния ИГ и, я думаю, что Северный Кавказ, так же как Афганистан или Пакистан, Ливия, будет ареной столкновения этих двух разных группировок. Обе они экстремистские, но между ними будет серьезная конкуренция и борьба.

Среди призывов ИГ слово "хиджра" наиболее популярное

КУ: Какое влияние на сепаратистские настроения в регионах СК оказывает "Исламское государство"? Насколько популярна идея совершить хиджру (переселение мусульман на Ближний Восток для осуществления вооруженного джихада) среди молодежи? Какие инструменты при этом используются? Кто в состоянии противостоять развитию этого влияния? Сколько жителей СК, по вашим данным, откликнулось на этот призыв? Может ли угрожать безопасности на СК возвращение бойцов, воевавших в Сирии-Ираке на родину? Ваш прогноз развития ситуации в этом сегменте.

АЯ: Я бы не сказал, что есть влияние "Исламского государства" на сепаратистские настроения. Такой прямой связи нет, но за 2013-2014 гг. ИГ (организация признана в России террористической, ее деятельность запрещена судом - прим. "Кавказского узла") осуществило прорыв, распространив среди воюющих мусульман на Северном Кавказе призыв совершить хиджру. Среди призывов ИГ (организация признана в России террористической, ее деятельность запрещена судом - прим. "Кавказского узла") слово "хиджра" наиболее популярное. И пока мы можем говорить о тысячах молодых людей, уехавших туда. ИГ (организация признана в России террористической, ее деятельность запрещена судом - прим. "Кавказского узла") играет отвлекающую роль для наиболее экстремистских сил, но не стоит забывать о том, что эти люди получают боевой опыт, накачку и могут вернуться. Вот и вся опасность.

Дело в том, что с этим столкнулись все - и страны Европы, и США, и пока каких-то оригинальных ответов на этот вызов нет ни у них, ни у нас.

Тысячи людей откликнулись на этот призыв. Есть разные оценки. Минимальная цифра 2000. Максимум 7000 — но это слишком много, она завышена. Но в любом случае тысячи.

Опасность возвращения их есть, и это может угрожать безопасности страны и региона. ИГ предлагает совершенно иную террористическую активность, нежели "Имарат" (организации признаны в России террористическими, их деятельность запрещена судом - прим. "Кавказского узла"). Если "Имарат" специализируется на терроре в отношении силовиков, то ИГ (организации признаны в России террористическими, их деятельность запрещена судом - прим. "Кавказского узла") — это террор тотальный и очень жестокий. На это надо обращать особое внимание.

Все границы на 100% защитить невозможно, и у этих людей есть опыт проникновения на территории разных государств и если возникнет такая необходимость и желание развивать пожар повсеместно, то этот момент нужно воспринимать всерьез.

КУ: На слайде 21 вы обозначили принадлежность экстремистской организации Нурджулар (лидер – Зиядин Дапаев) к "турецким агентам". В чем опасность распространения на СК запрещенных книг турецкого богослова Саида Нурси? Насколько они популярны среди молодого поколения? Насколько выражено на СК "турецкое влияние" - распространение идей исламизма и пантюркизма? Представляет ли Зиядин Дапаев угрозу безопасности после отбывания условного наказания (2 года по ст. 282.2 (организация деятельности экстремистской организации))?

АЯ: Я указал, что их считают таковыми. Есть такие группы, но они очень малочисленны, они достаточно маргинальны, основываются на том, чтобы знать в совершенстве турецкий язык и читать на нем работы Саида Нурси. Не знаю, насколько велико влияние Турции через них, потому что в самой Турции отношение и к последователям Саида Нурси, и к последователям Фетхулла Гюлена, мягко говоря, сложное. И вообще, я бы не проводил прямую связь, что "Нурджулар" (деятельность организации в России запрещена судом - прим. "Кавказского узла") или гюленисты - агенты турецкого влияния.

Говоря о влиянии Турции на Северный Кавказ, я говорил бы о влиянии диаспор, например, черкесская диаспора имеет влияние и тесные связи с черкесскими народами, но насколько это турецкое влияние? Ведь общение между этническими черкесами в России и Турции можно рассматривать в рамках российско-турецких отношений, которые сейчас активно развиваются. И в Турции есть наше влияние, таковы реалии политической жизни. Я бы не стал говорить об опасности, у нас нет открытого противостояния с Турцией и у них нет задачи дестабилизировать Россию, Северный Кавказ.

Я не думаю, что такие лидеры, как Дапаев представляют опасность, у него ограниченное влияние и крайне мало последователей.

На Северном Кавказе ислам может быть идеологией национального возрождения

КУ: Какая, на ваш взгляд, мера будет эффективной в борьбе с радикальным исламом на СК?

АЯ: Здесь не одна мера, здесь необходим комплекс мероприятий, который бы учитывал всю многоаспектность проблемы. Очевидно, что одними только силовыми действиями не добиться решения проблемы. Нужно понимать ее многоаспектность и не концентрироваться на одной группе. Я сторонник того, чтобы все здоровые группы регистрировать, и это будет означать, что они готовы будут работать с государством, и они должны иметь возможность обучать, образовывать, и дело государственных органов следить, чтобы там не было проповеди насилия.

КУ: Каково влияние международной исламской группировки "Хизб ут-Тахрираль-Ислами" на обстановку на Северном Кавказе? Это внешнее влияние (эмиссаров) или внутреннее — последователей?

АЯ: 2007 год стал прорывным для "Хизб ут-Тахрир", проникнувшим в регион, до этого таких серьезных групп не было, и я бы не назвал это внешним влиянием пришлых проповедников. Сейчас уже регион обзавелся собственными ячейками Хизб ут-Тахрир. Я не стал бы преувеличивать влияние, это новое явление для региона, но нужно иметь в виду, что это в значительной мере местные группы.

КУ: Рост национального самосознания в регионах СК приведет к тотальной исламизации или будут ли распространяться и альтернативные религиозные проекты, такие как "черкесское родноверие" - "хабзизм" (Термин "хабзизм" имеет два значения. С одной стороны, под хабзизмом имеют ввиду приверженность к традиционному "адыгству" - "адыгагъэ". Хабзисты в этом смысле считают, что надо придерживаться норм адыгского морально-этического кодекса Адыгэ Хабзэ, но не противопоставлять его исламу и исламским нормам. Как правило, при таком подходе считается, что ислам и Адыгэ Хабзэ не противоречат друг другу. Второе значение термина – пропаганда "исконной" черкесской веры, адыгского "родноверия". Такие "хабзисты" считают Адыгэ Хабзэ писанием, ниспосланным черкесам, на котором и была основана черкесская народная религия. Эти взгляды распространены в основном среди интеллигенции, части лидеров и участников национального движения. Лидеры этого этно-религиозного движения считают, что оно противостоит обоим видам глобализации -  как западной, так и "восточной" (исламской). - Прим. "Кавказского узла").

АЯ: Не стоит драматизировать ситуацию и говорить о тотальной исламизации или о том, что будет борьба с "родноверием". Есть не только черкесское, но и, скажем, осетинское "родноверие", есть другие проекты. Но все-таки, рост национального самосознания — это сложный процесс и трудно его связать с одной религиозной традицией. Сам ислам многолик, на Северном Кавказе ислам может быть вполне идеологией национального возрождения. Если мы возьмем, например, ногайцев, живущих среди последователей преобладающего в Дагестане шафиитского толка, то принадлежность к ханафитскому мазхабу воспринималась как национальная особенность. И сам ислам может быть этой идеологией роста национального самосознания, не обязательно "родноверие". Вряд ли будет преобладающая тенденция, картина сложна и будет таковой оставаться.

КУ: Как бы вы оценили религиозную политику Кремля на Северном Кавказе? Какие стороны взаимодействия власти и религии должны быть усилены, пересмотрены?

АЯ: Религиозная политика государства разная и зависит от регионов, и здесь многое зависит от региональной власти. Если мы возьмем Дагестан, то в 2010 году запуск эксперимента по диалогу суфиев и салафитов был очень интересен. Если возьмем Краснодарский край, то мечети там есть в местах, где проживают только шапсуги и мусульманам, скажем, из краевого центра приходится ездить на пятничную молитву в Адыгею. Нужно более активное участие федерального центра в регулировании религиозной сферы и, наверное, необходимо подумать над общими принципами религиозной политики, учитывая мозаичность ислама в регионе.

 КУ: На слайдах 14-17 показано, что торговые сети, коммерческие структуры активно используют мусульманскую символику для продвижения коммерческих интересов - прокомментируйте, пожалуйста, то, что изображено на снимках. Ислам на Кавказе - двигатель торговли? Известны ли вам на СК коммерческие структуры, работающие по принципам исламской экономики? Возможно ли развитие в регионах СК исламской экономики и финансов, исламских банков? В условиях экономической нестабильности востребованы ли исламские банки, которые, как известно, выдают своим клиентам беспроцентные ссуды (мурабаха)? Наступают ли исламские деловые, финансовые структуры на рынки Северного Кавказа?

 АЯ: Слайды, которые показаны (Слайды были показаны в рамках презентации доклада "Современный ислам на Кавказе: глобальное и региональное", состоявшейся в начале марта 2015 года в Высшей школе экономики. - Прим. "Кавказского узла"), говорят об активном присутствии ислама в публичной сфере и это активно используется коммерсантами. Для исламского банкинга нет никаких условий. Такие попытки были, они закончились ничем. Говорить о том, что бизнес активно исламизируется, я бы не стал. Даже в Дагестане есть проблемы с продукцией халяль. Там были скандалы с курятиной, которая в значительной мере оказалась не халяльной, потому я не стал бы столь оптимистично оценивать степень исламизации экономики.

На Рамадан очень широко используется реклама, различные учреждения общепита работают дольше, кто-то раздает безлимитки бесплатно (На слайде 16 - снимок баннера, предлагающего безлимитную мобильную связь на время празднования Рамадана. - Прим. "Кавказского узла"), какие-то мебельные салоны в Рамадан дают скидку 20%. Все это рекламные трюки и использование ислама в коммерческих интересах.

Если говорить о финансовой сфере, я бы не сказал, что есть присутствие исламских продуктов. То, что есть - это капля в море. О наступлении исламских деловых финансовых структур также говорить не приходится.

КУ: В заключении презентации (слайд 26) вы делаете утверждение о том, что разделение СК на западную и восточную части будет углубляться. К чему это может привести? Представляется ли вам в отдаленном будущем СК как единое целое? Может ли возникнуть на Кавказе цивилизованное единство, единое культурное и информационное пространство? 

АЯ: Ни Северный Кавказ, ни Кавказ в целом никогда не были единым цивилизационным регионом. Вообще, вся прелесть Кавказа в этой многоликости, и культурной, и религиозной, и языковой, потому говорить о том, что когда-то это станет единым целым - а нужно ли? Надо ли кавказцам становиться одинаковыми? Это же должен быть какой-то четкий язык, культурная парадигма, мне кажется, что все это из области утопий. Вся история региона учит нас тому, что Кавказ многолик и разнообразен. В этом какие-то трудности, но все политические силы, доминировавшие в регионе, всегда вырабатывали политику, исходя из этого. Этот урок нужно извлечь и понимать, что Кавказ как был разнообразным, многонациональным и поликонфессиональным, таким он и будет дальше.

С Ахметом Ярлыкаповым беседовал корреспондент "Кавказского узла" Магомед Туаев

10 марта 2015 года